- О ваше величество, что здесь случилось? Смею надеяться...

    - Сейчас не важно, что случилось со мной, Бардийя. По глазам вижу ты что-то знаешь. Итак?

    - Козаки во главе с Конаном покинули город. Страже Северных ворот Конан сказал, что отряд выступает по вашему приказу, чтобы схватить изменника Балаша.

    - Хорошо. Как видно, варвар раскаялся в своей наглости и хочет загладить вину. Дальше.

    - Хакамани хотел схватить Конана на улице, по пути к дому, но тот, убив его человека, бежал.

    - Тоже неплохо. Отзови Хакамани до тех пор, пока все окончательно не прояснится. Еще что-нибудь?

    - Одна из женщин сераля - Нанайя, дочь Куджала, сегодня ночью бежала из дворца. Найдена веревка, по которой она спустилась из окна.

    Кобад-шах исторг из груди дикое рычание.

    - Наверняка она сбежала с этим подонком Конаном! Слишком много совпадений! И, должно быть, он как-то связан с Невидимыми. Иначе почему мне подослали джезмита сразу после ссоры с киммерийцем? Скорее всего, он же и подослал. Готарза, подними королевскую гвардию и скачи за козаками. Принеси мне голову Конана, иначе поплатишься своей! Возьми по меньшей мере пятьсот воинов. С наскока варваров не одолеть: в бою они свирепы и отлично владеют любым оружием.

    Готарза поспешил исполнить приказание, а царь, повернувшись к управляющему, сказал:

    - А сейчас, Бардийя, принеси пиявок. Готарза прав: похоже, клинок был отравлен.

    После бегства из Аншана прошло три дня. Скрестив ноги, Конан сидел на земле в том месте, где тропа, замысловатой петлей перевалив через горный кряж, выходила к склону, у подножия которого раскинулось селение Кушаф.

    - Я встану между тобой и смертью, - говорил варвар человеку, сидящему напротив, - так же, как это сделал ты, когда твои горные волки едва нас не перерезали.

    Его собеседник в раздумье подергал бороду в бурых пятнах. В его могучих плечах и мощной груди угадывалась исполинская сила, волосы, местами тронутые сединой, говорили о жизненном опыте. Общую картину дополнял широкий пояс, ощетинившийся рукоятками кинжалов и коротких мечей. Это был сам Балаш, вождь местного племени и правитель Кушафа, а также прилегающих к нему деревень. Несмотря на столь высокое положение, его речь звучала просто и сдержанно.

    - Боги покровительствуют тебе! И все же никто не избегнет поворота, за которым ему уготована смерть.

    - За свою жизнь надо или драться, или спасаться бегством. Человек не яблоко, чтобы спокойно ждать, пока кто-то не сорвет его и не съест. Если думаешь, что еще можно поладить с царем, отправляйся в Аншан.

    - У меня слишком много врагов при дворе. Они вылили в уши повелителя бочку лжи, и тот не станет меня слушать. Меня просто повесят в железной клетке на съедение коршунам. Нет, я не пойду в Аншан.

    - Тогда ищи для племени другие земли. В здешних горах хватает закоулков, куда не добраться даже царю.

    Балаш бросил взгляд вниз, на селение, окруженное стеной из камня и глины, с башнями через равные промежутки. Его тонкие ноздри расширились, глаза зажглись темным пламенем, как у орла над гнездом с орленком.

    - Клянусь Асурой, нет! Мой народ живет здесь со времен Барама. Пусть царь правит у себя в Аншане, здесь повелитель - я!

    - Кобад-шах с таким же успехом может править и Кушафом, - проворчал сидящий на корточках за спиной Конана Тубал.