Ни один мужчина из присутствовавших за ужином не может сравниться с ним. Даже в дорожном костюме он оставался изящным и элегантным, подумала Линетта. Увидит ли она его когда-нибудь снова и вспомнит ли он ее?

Театр, ужин, даже ее новые туалеты – все было забыто, и, мечтая о маркизе, девушка заснула.

Опасения Линетты были напрасными: маркиз вспоминал ее.

Когда поезд прибыл на Северный вокзал, он послал своего камердинера помочь девушке с вещами, а заодно и узнать, встретили ли ее друзья.

Вернувшись, камердинер доложил, что молодую леди он не застал; к его приходу вагон был уже пуст.

«Вероятно, друзья поспешили увезти ее», – решил маркиз и постарался выбросить из головы случайное знакомство, но ему это не удавалось.

Несколько раз в течение дня он вспоминал юную девушку и страх в ее глазах, когда она появилась у него в каюте.

«Она не должна была путешествовать одна», – твердил себе он.

В Линетте было что-то трогательно-беззащитное, свежее и неискушенное, что так редко встречалось в женщинах его круга. Покидая вокзал и все еще думая о девушке, маркиз Дарльстон понадеялся, что Париж не испортит ее слишком быстро.

Перед отъездом маркиза Дарльстона из Англии премьер-министр Гладстон пригласил его к себе на Даунинг-стрит.

Это приглашение не удивило маркиза, поскольку до того, как он унаследовал титул, он состоял на дипломатической службе, и несколько раз его глубокие знания политической обстановки в европейских странах приносили пользу правительству.

Гладстон сформировал свой кабинет в прошлом году, когда на всеобщих выборах либералы победили с большим перевесом.

В свои шестьдесят лет он был высок и прям, с властным, резко очерченным профилем, твердым ртом с тонкими губами и сильно выступающим вперед подбородком. Он обладал феноменальной энергией и мог работать по шестнадцать часов в день.

Блестящий оратор, он с одинаковой легкостью мог увлечь за собой и малочисленное собрание избирателей, и всю палату общин.

Его основными качествами были страстная религиозность и справедливость. По натуре он был чрезвычайно скромен и приписывал все свои выдающиеся успехи Божественному промыслу. Маркиз восхищался его целеустремленностью и искренностью.

– Я слышал, вы собираетесь во Францию, Дарльстон, – сказал Гладстон после обмена приветствиями.

– Да, господин премьер-министр.

– Я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали, – сказал Гладстон напрямик.

– С удовольствием!

– Вы знаете Париж, и вы, насколько я понимаю, дружны с императором.

Маркиз внимательно слушал.

– У меня такое чувство, – продолжал премьер-министр, – что во Франции назревает кризис.

– Вы полагаете, они снова могут начать воевать? – осторожно осведомился маркиз.

– Вот именно, – согласился премьер-министр. – После сражения при Садове, когда Пруссия одержала верх над Австрией, в Европе изменился баланс власти. Франция сейчас вполне отдает себе отчет, каким вызовом является для нее могущество Пруссии.

– Я слышал, – заметил маркиз, – что французские газеты начали подогревать воинственные настроения. Французскому правительству будет трудно сидеть сложа руки, наблюдая за тем, как Пруссия объединяет Германию.

– То же говорит мне наш посол, – сказал Гладстон. – Но не забывайте, что императору шестьдесят один год и у него плохо со здоровьем. Может ли он действительно желать войны?

– Не император, – спокойно возразил маркиз, – но императрица!

– Вот я и хочу, чтобы вы выяснили это наверняка, – перешел к главному Гладстон.