– Хочешь знать, почему я раскроила ему череп? – спросила она, злобно глядя на дочь.

– О Боже, Вида Лу, тебе нужен врач, медицинское освидетельствование! – Дане стало страшно, она попробовала обойти мать и добраться до двери.

Вида Лу повторяла каждый ее шаг.

– Он дал мне деньги на аборт, а я его обманула. Я угрожала ему иском о признании отцовства, и он хорошо мне заплатил.

Дане наконец удалось выскочить на лестничную площадку.

Вида Лу погналась за ней.

– Но скоро деньги кончились, а мне нужно было еще. Я взяла тебя, его ублюдка, и пошла к нему…

Дана замерла.

– Что ты сказала? – еле слышно прошептала она.

– Я сказала, что ты – ублюдок Шелби Тримейна. Он был твоим отцом. А когда увидел младенца, то есть тебя, избил меня и сказал, что если я когда-нибудь еще притащу тебя к нему, то крепко пожалею.

– Он знал, кто я? – Дана с трудом протолкнула слова сквозь бескровные губы.

– Узнал после того, как нанял частного сыщика. И тогда снова начал мне угрожать. Я не могла позволить ему разрушить мою жизнь. Я должна была остановить его.

«Держись, – приказала себе Дана. – Ты не можешь допустить слабость», – твердила она, цепляясь за перила лестницы и за дорогую ей жизнь. Мир перевернулся, запутался.

Если Шелби – ее отец, то Руни…

– Руни! – закричала Дана. – Ты собиралась выдать меня замуж за единокровного брата! Как ты могла… – У нее не было сил договорить. Ее тошнило.

– Да, дорогая. Я не могла придумать более сладкой мести, чем подпортить драгоценные гены Шелби и его голубую кровь. – Вида Лу зловеще улыбнулась. – Когда мой возлюбленный будет меня трахать, я стану размышлять о том, какого урода вы родите вместе с Руни.

– Боже, ты больная! Я позабочусь о том, чтобы ты никому не могла навредить…

– Ничего ты не сделаешь, сука! – Вида Лу схватила ее за руку.

Дана пыталась освободиться.

– Отпусти меня!

– Никогда!

В отчаянии Дана замахнулась, чтобы ударить мать, но ей это не удалось.

– О нет, ты этого не сделаешь! – прошипела Вида Лу, отталкивая дочь.

Громко закричав, Дана полетела кувырком вниз по лестнице и замерла на нижней ступеньке.

Мое дитя!

«Черт побери! Почему они не могут оставить меня в покое?» – спрашивал себя Янси, наблюдая, как Броди направляется к нему.

– Эй, мужик, тащи сюда свою жалкую задницу! Они хотят послушать твою речь.

– Это невозможно. Ты ведь знаешь, я в этом не силен. Скажи им, я не в настроении. Они поймут.

– А ты всегда не в настроении, – язвительно бросил Броди. – Я надеялся, что хоть теперь, когда земля нам обеспечена, тебе полегчает. Слушай, сделай для нас исключение.

– Никакую речь я не собираюсь произносить.

– Ладно. Вряд ли кто-то и в самом деле на это рассчитывал.

Они помолчали, слушая, как пиликает сверчок, а ветер шелестит листвой.

– Ты можешь объяснить, что тебя гложет?

– Нет.

– Я видел, как ты с Даной Бивенс недавно выходил сюда.

– И что?

– Не она ли тебя так подкосила?

– Возможно.

– Час от часу не легче! Ты разозлил ее, и она напишет разгромную статью про тебя и больницу.

Янси не ответил. А что говорить? Статья действительно распнет его. Но он не мог сказать Броди о причине. Может быть, позже, но только не сейчас, в момент его триумфа, а может быть, вообще никогда. Очень скоро его карьера хирурга закончится.

Однако он не жаловался.