Ожидая ответа Умм Саад на приглашение к обеду, я услышал призыв Папочкиного муэдзина к молитве. Со времени своего разговора в мечети на улице Сук-эль-Хемис я молился более или менее регулярно. Может, на принятые пять раз в день меня и не хватало, но зато я делал это более осмысленно, чем прежде. Я спустился в Папочкин кабинет. Там у него были коврик для молитвы и вырубленный в стене михраб. Михраб — это полукруглое углубление в стене, обращенное в сторону Мекки; оно есть в каждой мечети. После омовения я развернул коврик, отстранил разум от суетных мыслей и обратился к Аллаху.

Когда я закончил молитву; вернулся Кмузу.

— Умм Саад ожидает в маленькой столовой.

— Спасибо.

Я скатал и убрал Папочкин коврик. Я был бодр и исполнен решимости. Прежде я считал, что подобные ощущения — временная иллюзия, вызываемая молитвенным состоянием. Но сейчас я был уверен, что моя прошлая теория ошибочна. Состояние было реальным.

— Благо, что вы вновь обрели веру, яа Сиди, — сказал Кмузу. — Когда-нибудь, если захотите, я расскажу вам о чуде Иисуса Христа.

— Мусульмане знают об Иисусе, — ответил я, — и чудеса, сотворенные им, для них не секрет.

Мы вошли в столовую, и я увидел Умм Саад и ее сына за столом на своих местах. Мальчика я не приглашал, но его присутствие не остановило бы меня от того, что я намеревался сделать.

— Приветствую вас, — объявил я, — и пусть Аллах сделает эти яства полезными для вашего здоровья.

— Спасибо, о шейх, — ответила Умм Саад. А как ваше здоровье?

— Слава Аллаху, превосходно.

Я сел, а Кмузу встал за спинкой моего стула. Я заметил, что в комнату вошел Хабиб (а может, это был Лабиб), в общем, один из Камней, свободный от дежурства в больнице. Мы с Умм Саад продолжили обмен любезностями, и вскоре служанка внесла поднос с тахини и соленой рыбой.

— У вас замечательный повар, — одобрила Умм Саад. — Я наслаждаюсь здешней пищей.

— Я рад, — сдержанно откликнулся я.

Появились новые блюда: холодный фаршированный виноград, тушеные артишоки, баклажаны, фаршированные сыром. Жестом я пригласил гостей угощаться.

Умм Саад навалила своему сыну с каждого блюда полную тарелку, а затем обратилась ко мне:

— Могу я поднести вам кофе, о шейх?

— Минутку, — ответил я. — Мне не хотелось бы, чтобы юный Саад бен Салах услышал то, что я собираюсь вам сказать, но, к сожалению, время для этого наступило. Я знаю о ваших делах с шейхом Реда и о том, что вы пытались убить Фридлендер Бея. Знаю также, что вы приказали вашему сыну поджечь дом. Знаю об отравленных финиках.

Лицо Умм Саад побелело от ужаса. Только что положив в рот фаршированную виноградину, она выплюнула ее на тарелку.

— И что же вы сделали? — хрипло спросила она.

Я тоже взял виноградину и сунул ее в рот. Проглотив, я обронил:

— Вовсе не то, что вы подумали.

Саад бен Салах встал и двинулся ко мне. Его юное лицо было искажено ненавистью.

— Клянусь бородой Пророка! — закричал он. — Я не позволю вам в таком тоне говорить с моей матерью!

— Все что я сказал — правда. Разве не там, Умм Саад?

Глаза мальчика сверкнули гневом.

— Моя мать не имеет никакого отношения к пожару. Это была моя идея.