Ее квартира оказалась на третьем этаже, в конце коридора. Коридор был застелен ковровой дорожкой, если ее вообще можно было так назвать, эту насквозь пропесоченную ткань неопределенно-бурого цвета. Ноги бесчисленных посетителей протерли ее в некоторых местах насквозь, в дырах просвечивали сухие серые доски. На стенах лепились грязные коричневые обои, оборванные местами длинными лоскутьями. Воздух был пропитан странным кислым запахом, словно здесь доживали последние дни умирающие или смертельно больные, упрямо продолжавшие влачить свое жалкое существование. Из-за одной двери доносилась семейная склока с громкими угрозами и звоном разбитой посуды; из-за другой — истерический смех и звуки ударов по телу. Все это меня ничуть не интересовало.

Остановившись перед обшарпанной дверью Эйнджел Монро, я глубоко вздохнул и посмотрел на Халф-Хаджа, но он пожал плечами и намеренно отвернулся. Тоже мне, друг называется. Я был абсолютно одинок. Я попытался уверить себя, что ничего плохого не случится — ложь, необходимая для следующего шага, — и затем постучал в дверь. Ответа не было. Я подождал несколько секунд и постучал, снова, погромче. На этот раз послышался скрип пружин и медленное шарканье. Дверь отворилась. Выглянула Эйнджел Монро, всматриваясь в наши лица.

Она была на целую голову ниже меня, с обесцвеченными белыми волосами, туго стянутыми в прическу, которую я бы назвал «крысиные хвостики». Черные корни волос не испытывали заботы хозяина со дня рождения Пророка. Глаза были обведены темно-синим и черным, что наводило на мысль о ярких средиземноморских рыбках. Губная помада была нанесена не столь эффектно и к тому же неверной рукой, отчего вид у Эйнджел Монро был не столько сексапильным, сколько болезненным. Ее губная помада, по причинам, известным лишь Аллаху и ей самой, была пурпурного цвета; губы выглядели так, словно она приобрела их в первую очередь и забыла положить в холодильник, отправляясь за остальными покупками.

Ее фигура намекала на то, что ее обладательница давно уже не молода, чтобы носить какие-либо иные наряды, кроме длинного белого алжирского хайка с традиционно наброшенным покрывалом. Проблема заключалась в том, что ее тело никогда не знало хайка. Сейчас она была одета в узкие шорты, сквозь пояс которых свешивался кругленький животик. Полупрозрачная блузка не скрывала отвисшей груди. Если бы ей пришлось сесть, в углублении ее пупка можно было надежно спрятать самую большую жемчужину в мире. Ее ноги были посечены разбухшими венами, отчего походили на высохшие долины Мзаба. Широкие плоские ступни были прикрыты рваными шлепанцами с выщипанными помпонами.

По правде говоря, я испытал некоторое отвращение.

— Эйнджел Монро? — спросил я. Конечно, это было не настоящее ее имя. Она, как и я, была как минимум наполовину берберка. Ее кожа была темнее моей, а глаза черны, как горячий асфальт.

— Угу, — сказала она. — Не рановато ли? — Голос был резок и пронзителен. Она уже была очень пьяна. — Ты от кого? Тебя послал Халид? Я сказала этому ублюдку, что больна. Я сегодня не работаю, я еще вчера вечером предупреждала. Он был не против. И вот вы — да еще вдвоем. Черт возьми, за кого он меня принимает? У него же полно других девчонок. Он мог послать вас к Эфре, у нее врожденный талант проститутки. Я не против, если она меня заменит на время болезни. Между прочим, сколько вы ему заплатили?

Я стоял, безмолвно глядя на нее. Саид толкнул меня в бок.

— Мисс Монро, — начал я, но она продолжила свою болтовню:

— Ну и черт с ним.