— Но что же мне делать? — В голосе Вады слышалось легкое волнение, которое тут же уловила опытная женщина.

— Держи выше свою решительную маленькую головку! — произнесла она. — И гордись этим так же, как тем, что ты американка! Будь сильной! Будь самостоятельной! Мы, женщины, способны пройти трудный путь, чтобы завоевать мир, если только этого захотим!

Вада вздохнула.

— Вы смелая! А меня тревожит, — что преподнесет мне будущее?

— Я тоже с тревогой об этом думала, когда была в твоем возрасте, — заметила Нэнси. — У меня не было и половины твоих возможностей, но я сказала, что достигну того, чего хочу, и, за некоторым исключением, своего добилась.

— А чего вы хотели? — спросила Вада. На какое-то время Нэнси задумалась.

— Если я скажу: увидеть мир, это прозвучит банально, — ответила она. — Я хотела и добилась другого. Я стремилась познать жизнь. Я хотела жить полной жизнью. И все это у меня есть.

— Я завидую вам, — совершенно искренне сказала Вада.

— Если ты мне это скажешь лет через пять, я тебе поверю, — произнесла мисс Спарлинг. — Сейчас же ты только проклевываешься из яйца — удобного, закутанного в вату; в нем ты надежно защищена с той минуты, как появилась на свет. Внешний же мир иногда бывает холодным и коварным, но он таит в себе много интересного и разнообразные приключения.

«Мир действительно интересен и загадочен», — сказала себе Вада на следующий день, когда их пароход, сопровождаемый гудящим буксиром, медленно входил в бухту Шербурга.

Девушка вышла на палубу, любуясь естественной красотой залива, открытого к морю с севера.

Она увидела мощный волнорез, который начали строить еще во времена Людовика XIV и заканчивали при Людовике XVI и Наполеоне Бонапарте.

«Я ступаю по страницам истории», — сказала себе Вада в приподнятом настроении.

Из-за бурного моря плавание из Нью-Йорка оказалось не легким, поэтому многие пассажиры почти все время оставались в каютах.

Нэнси сказала, что среди попутчиков не заметила сколько-нибудь интересных людей.

В большинстве своем это были богатые американцы, бизнесмены, которые постоянно пребывали в курительной комнате, разговаривая до рассвета на своем, только им понятном языке. Какие-то честолюбивые господа, принадлежащие к высшему свету, пытались завязать знакомство с Вадой, но тут же были безжалостно отшиты Нэнси Спарлинг.

— Этот тип людей меня никогда не волновал, — сказала она девушке, — пусть и тебя они не беспокоят. Как личности мы их совершенно не интересуем. Им только нужно по возвращении рассказать своим друзьям в Бруклине, какими близкими друзьями мы стали во время плавания в Европу.

Произнося это, Нэнси обворожительно имитировала светский тон тех, кто безуспешно добивался их расположения, и Вада хохотала от души.

Когда подошло к концу их морское путешествие, девушка твердо знала, что никогда еще у нее не было такой интересной и забавной спутницы.

Дома центром внимания гостей и всех разговоров обычно была ее мать. Ее присутствие мешало Ваде быть уверенной в себе и не позволяло во время беседы переключить интерес на себя.

В ее тихой, уединенной жизни никогда не было таких людей, как Нэнси Спарлинг. Иметь такую собеседницу дома, среди гостей для Вады было бы огромным удовольствием: можно было бы спросить ее мнение по любому вопросу и с удовольствием выслушать ответ.

Нэнси не одобряла воспитание Вады.

— Твои родители, оба презирали популярность, однако ничего плохого в этом нет: за нею кроется здоровая американская любознательность. Никакого вреда она не приносит. Конечно, газеты время от времени задевают знаменитостей, а почему бы и нет? Легкая критика еще никому никогда не приносила зла.