Ная пыталась вставить хоть слово в эту зажигательную речь, но Альрик не давал ей и рта раскрыть.

– Слушай, не перебивай! Сама спросила. Так вот. Это начало, дальше будет хуже! Знаешь, что произошло, когда велели снять часть дозоров с юга? Люди стали бежать. Сначала ушли трое, потом еще пятеро, и еще… Готов поклясться, что этой ночью мы снова недосчитаемся кого-нибудь. И это при том, что все еще относительно спокойно. А если наступит голод? А это, между прочим, неизбежно, если война затянется. Поверь, чем дальше, тем меньше будет нравиться людям в Акмоле. Да, мы готовы быть рабами у кого угодно, кто даст нам пищу, спокойствие и иногда что-нибудь веселенькое. Изведи Богиня всех на свете пауков, мы бы нашли себе еще кого-нибудь, кто бы нас кормил, развлекал и наказывал. Среди мокриц, скорпионов или себе подобных. Но! Когда хозяин слабеет, когда кончается пища, когда пищевые склады пусты, а дома забиты оружием, когда в каждой семье есть кого оплакивать… Что скажет твой Повелитель, когда никто не пойдет сражаться за него?

– Почему?

– А-а-а… Почему? Да просто все. Сейчас люди знают: да, ополченцев убивают, но это их не пугает. Обычно все говорят себе: «Ну, этого со мной не случится!» Зато – хорошая кормежка для него самого и всей семьи, хорошие комнаты, не землянки, заметь, – комнаты! А если, не приведи пески, ранят… Весь поселок вокруг тебя прыгает, икра, рыба соленая – все твое. Придешь в себя немного, тоже красота: работать больше не надо, сиди себе перед домом, грейся на солнышке. Низшие женщины чуть ли не сами ноги раздвигают…

Ная покраснела:

– Придержи язык!

– Да?! А что ты думала? Так не бывает? Идет по двору вдовушка какая-нибудь – глядь: вот он, герой из героев, защитник, за Повелителя пострадавший. Как тут не отдаться?

– Перестань…

– Ну, ладно. Представь теперь, что будет, когда Повелитель наш, чтоб ему повылазило, прикажет всех раненых извести? Понимаешь? Да никто в ополчение больше не пойдет! Узрев воочию, чем служба военная чревата, никто не захочет такой судьбы. А как же? Народишко в Акмоле-то хоть и тупой, но иногда соображает… Начнут бежать десятками, сотнями. А те, что не убегут, уж лучше будут корпеть всю жизнь со швейной иглой в руке, спать в общем доме и есть тухлое мясо мокриц, чем сначала без ноги остаться, а потом и вовсе буракам на завтрак загреметь! Скажешь, не прав я? Вон, вчера один рыбак копье сломал. Якобы не нарочно. Дали другое, и та же история. Спрашивают: почто оружие ломаешь, дорого ведь стоит? А он отвечает: мол, не возьму я копье в руки и воевать не стану. Не за что мне, говорит, воевать… Да-да, так и сказал. С ним-то смертоносцы поработали, вбили в башку, что он должен идти на войну. Так что научат парня и копье держать, и ударам хитрым обучат – только, думается мне, выйдет из него рыбак с копьем, а не воин. Чтобы воевать, надо знать: за что. Пусть даже за комнату и шматок рыбы. Так уж мы устроены.

Ная была с ним согласна, потому, наверное, и подействовали на Фефна ее доводы. В ее мозгу он обнаружил лишь опасение за судьбу города, да и всех земель Третьего Круга. Кто будет биться с муравьями, если в ополчении не останется ни одного бойца? Конечно, можно людей согнать туда и силой, и ментальным принуждением. Но стоит им только освободиться от мысленных оков, как они тут же сбегут. Хорошо, если не в пустыню.

А с юго-запада приходили вести одна тревожнее другой.

Снова отличились ополченцы Велимана под Левесом. Искусной имитацией отступления они вынудили муравьев разбиться на две части и перебили всех до единого.