– Я же столько раз говорил… Ну, нету у меня приманок для песчаных крыс! Не ходите! Хватит! И… – старик смерил Редара с головы до ног, – ортисового настоя у меня нет. А был бы – все равно вам, шалопаям, не стал бы выменивать. Нашли тоже…

– Мне ничего этого не нужно.

– Тогда чего пришел? Опять спрашивать, что я сделаю со смертоносцами?! А за дюной притаились твои дружки?!

– Да, я пришел спрашивать об этом. Только дружков за дюной нет. Их у меня вообще нет, я здесь недавно.

– Недавно? Новенький, значит. – На лице Крегга мелькнула тень любопытства. – Откуда ты, парень?

Редар уже научился справляться с собой, чтобы не разрыдаться, рассказывая свою историю. Он столько раз за последние шесть лун переживал заново свою потерю, что боль немного притупилась.

Крегг выслушал молча. Без причитаний, без глупых, ненужных и неискренних соболезнований, каких уже успел наслушаться Редар.

– Что ж, Редар сан Ломар, заходи под мой кров. Гостем будешь!

На миг у пустынника снова подкатил к горлу плотный ком: старик помянул его отца, назвав парня полным именем. И еще эта старая полузабытая формула гостеприимства… Крегг, может, и был сумасшедшим, но юноша чувствовал, как начинает доверять старику.

Они тогда проговорили до заката. Приходил обеспокоенный Богвар. Редар без всякой задней мысли сказал, что придет попозже, а если засидится до ночи, то и переночует у Крегга – ничего, мол, страшного. Ходить по пескам ночью – занятие со всем не для парня, видавшего лишь шестнадцать дождей!

Богвар сухо попрощался, ушел, и, только спускаясь обратно в креггову нору, пустынник понял, что родственник его обиделся.

Крегг поначалу высказывался осторожно. Привык, видимо, что люди не доверяют ему, страшатся столь рьяной ненависти к паукам. Смеются над его мечтой: куда тебе, мол, смертоносцев изничтожить! До Ивара силой не вышел, а до Скапта – умом… Он все чаще вспоминал свою Юкку, похищенную пауками любимую. Юноша сочувственно кивал: столько времени прошло, Крегг уже пять десятков дождей повидал, если не больше, а все помнит!

Но мало-помалу Крегг разговорился. Редар даже опешил сперва, когда старик вдруг обмолвился о мести:

– Не горюй, парень. Недолго этим тварям осталось нами помыкать.

– Так ты действительно можешь убить смертоносца?

Крегг сразу нахохлился и замкнулся. Полтора десятка дождей за положительный ответ на этот вопрос люди считали его сумасшедшим. А теперь так с первых слов открыться парню, которого знает каких-то полдня? Да, в его словах, в его затаенной ненависти к смертоносцам Крегг почувствовал отголоски той самой боли, что бушевала, не стихая, в нем самом уже столько времени… Ну, и что с того?

– Пока нет…

– Значит, все-таки это возможно! Крегг, научи и меня, а? Пожалуйста! Хочешь, я буду охотиться для тебя? Я меткий, еды будет вдоволь! Хочешь, буду ходить за водой, помогать во всем… Только научи меня!

В его голосе звучала такая мольба, что Крегг не смог отказать. По крайней мере, сразу.

– Не торопись. Завтра к закату приходи, я дам тебе ответ. И сам подумай: нужно ли тебе это. Нужно ли тебе, чтобы люди шептались за твоей спиной и чуть ли не в глаза назвали полоумным? Готов каждое утро с опаской оглядывать небо в поисках паучьего дозора? Согласен ли ты засыпать каждую ночь с ужасной мыслью, что утром ты проснешься и не сможешь пошевелиться, стянутый невидимыми паучьими путами? Готов ли к бесконечному кошмару: ясно понять однажды, что смертоносцам известны твои мысли, твоя ненависть и затаенная мечта? И что твоя смерть лишь вопрос времени? Подумай!

Той ночью Редар так и не заснул: вспоминал слова Крегга.