Далее Лафарг без обиняков высказывает мысль о том, что Бланки должен стать вдохновителем и вождем пролетарской партии во Франции: «Вы появляетесь на поверхности в момент, когда мы особенно нуждаемся в человеке, способном создать пролетарскую партию и повести ее на завоевание политической власти. Наши буржуазные республиканцы показали даже самым слепым, что буржуазия завершила свою революционную роль. Вот уже восемь лет они, эти Луи Бланы, Ланглуа и прочпе, не могут даже сформулировать программу, которая выразила бы самые срочные и самые простые реформы по улучшению положения рабочего класса. Еще до 1848 года, когда все еще плавали в утопических мечтах первых коммунистов, Вы уже имели честь провозгласить борьбу классов. Сегодня, когда эта борьба приобретает грозный характер, Вы снова сможете служить для нас ее знаменосцем».

Ясно, что такое категорическое и серьезное предложение логически требовало непосредственных личных бесед по многим сложным проблемам, связанным е созданием партии, с ее программой, с проведением учредительного съезда. С этим и связано самое важное место в письме Лафарга, хотя оно по своему светскому тону и манере выражаться походит на простое предложение отдохнуть, сделанное измученному тюрьмой старому человеку. «Вам были бы полезны несколько путешествий, — пишет Лафарг Бланки. — Лондон становится пригодным для жизни в это время года: лето у нас очень мягкое, солнце появляется как бы прикрытое вуалью, и если бы Вы доставили нам удовольствие, моей жене и мне, провести несколько недель с нами, то мы сделали бы все возможное, чтобы Ваше пребывание в столице дождей и туманов было бы для Вас терпимым. Маркс, который с огромным интересом следил за всей Вашей политической карьерой, был бы счастлив познакомиться с Вами лично».

Последняя фраза приобретает исключительное значение. Она свидетельствует прежде всего, что Маркс и Энгельс знали об этом письме. Более того, все исторические обстоятельства позволяют уверенно предполагать, что письмо если и не было продиктовано, то, во всяком случае, отредактировано Марксом и Энгельсом. Надо принять в соображение еще один важный момент. Семья Лафарга (они жили в Лондоне недалеко от Маркса) находилась в крайне стесненном материальном положении. Медицину он оставил и жил на жалкий доход от своего фотолитографического ателье, которое отнюдь не процветало, а также благодаря помощи Энгельса. Лафарг знал, что Бланки — нищий. Поэтому приглашение Бланки провести несколько недель у них в приличных условиях могло быть сделано только в связи с очень серьезными обстоятельствами, а не просто из сочувствия к старому узнику. Лафарг фактически приглашал Бланки не просто для личной встречи с Марксом; он откровенно предлагал ему присоединиться к марксизму, на основе которого создавалась рабочая партия. Об этом Бланки знал от Девиля, особенно активно стремившегося придать новой партии марксистский характер. С первых часов пребывания Бланки в Париже Девиля очень часто видят вместе с ним.

Пока не обнаружено никаких следов ответного письма Бланки. Определенно известно, что в Лондон он не ездил. Дело в том, что его присутствия властно требовала новая избирательная кампания в Бордо, которая должна была состояться, поскольку палата из-за победы Бланки объявила первые выборы недействительными. 25 июня Бланки отправляется в Бордо. Он смело идет на новое испытание, хотя было совершенно очевидно, что предстоит тяжелый и неравный бой. Реакция сделает все возможное, чтобы не допустить повторного избрания Бланки. Трудности обнаружились сразу же, как только на вокзале Бланки тепло встретили его многочисленные сторонники. Бланкистский избирательный комитет хотел начать избирательную кампанию в зале Альгамбра, вмещающем семь тысяч человек. Власти неожиданно запрещают это собрание. Приходится на ходу менять тактику и организовывать многочисленные встречи Бланки с маленькими группами избирателей. Это крайне утомительно и мало эффективно, хотя Бланки становится объектом самых трогательных проявлений всеобщей симпатии.