Мольба старика была так невозможно проникновенна, так жалостна, что и отталкивала, и вызывала сочувствие. Душа моя металась. Я жалел о сделанном столь неосмотрительно предложении, но одновременно был счастлив, что это пришло мне в голову. Будто можно разом хотеть помочь ближнему и погубить его! Он же тем временем нацарапал несколько слов на визитной карточке, запечатал перстнем конверт и передал мне, воскликнув:

— А теперь в путь, добрый юноша! Скорее, скорее! Вся моя надежда только на вас!

Эта двусмысленная фраза поддерживала меня в пути. Невольно прозвучавшая в ней ирония развлекала всю дорогу. В мое распоряжение был предоставлен личный экипаж господина барона.

Доктор Кюлье проживал в новом квартале, сооруженном на равнинной части города, — Монсо. Я увидел перед собой крупного бородача в очках. Взгляд его был острым и отливал сталью, из какой делают скальпели, однако улыбка, напоминавшая компресс из теплой водички, смягчала это впечатление. Час был не ранний — семь вечера, но доктор принял меня, выслушал и согласился поехать со мной. А я подумал, что, не будь маленький Фредерик-Шарль внуком сенатора, вряд ли бы эскулап сдвинулся с места…

Естественно, при осмотре ребенка я не присутствовал, но когда Жорж Дантес вновь появился в кабинете, он был еще не вполне спокоен. Доктор Кюлье в целом подтвердил правильность назначений, сделанных коллегой: диета, слабительное, горчичники, — он просто добавил ко всему этому микстуру на основе опиума, чтобы уменьшить приступы удушья. Консультант полагал, что воспалительный процесс затихает и что явного улучшения можно ожидать в ближайшие дни.

Как в воду глядел! Вскоре пульс Фредерика-Шарля выровнялся, у малыша перестало колоть в боку, дыхание стало чище. Он теперь меньше кашлял и жаловался лишь на ужасную слабость. К Жоржу Дантесу жажда жизни возвращалась с точно такою же скоростью, как к его внуку, и он повторял при каждом удобном случае, что чудо совершил именно я.

— Если бы не вы, — говорил он, — я бы и не подумал о Кюлье. Я бы не решился обратиться к нему. А ведь это он со своим опиумным снадобьем спас ребенка!

Незадолго до Рождества Фредерик-Шарль стал на ножки и впервые вышел из своей комнаты. Он сильно вырос, все ему стало коротко. Срочно заработала портниха. Жорж Дантес ликовал, он помолодел лет на десять. Чтобы отпраздновать выздоровление внука, он решил устроить праздничный обед. В виде исключения я был на него приглашен…

Вот так, притворяясь, что разделяю общее веселье, я первый раз полностью погрузился в атмосферу этой семьи. На самом деле меня жгло такое любопытство, что я забывал есть. Конечно, меня посадили на краю стола и никто не обращался ко мне, но тем не менее старейшина сделал меня частью клана. Клана, уважаемого и почитаемого со всех точек зрения.

Здесь была старшая из дочерей Жоржа Дантеса Матильда Эжени, с мужем, генералом Метманом — сам в мундире, вся грудь в наградах. Здесь была его вторая дочь, Берта Жозефина, супруга графа Жака Пьера Луи Эдуара де Вандаля, руководителя почтового ведомства. Здесь была и третья его дочь, Леони Шарлотта. Она была незамужней, но зато ведь — фрейлина императрицы! Ну и конечно, сын, Луи Жозеф, вернувшийся раненым из Мексиканской кампании. Именно он, излучая непринужденность и добродушие, главенствовал за столом, перекрывая все голоса своим звучным баритоном.

Все тут было прочным, солидным, богатым, надежно защищенным. Все — без сучка без задоринки. Все безупречно. Образцовое семейство для примера в учебнике по хорошему тону.

Убийца Пушкина с его свояченицей понаделали прекрасных детей, и те, в свою очередь, радостно продолжились дальше. И я, единственный сын у матушки, исходил завистью, глядя на эту большую, дружную и благополучную семью. Успех Жоржа Дантеса дерзко водворился на авеню Монтеня, и это усиливало мое восхищение и обостряло злость.