Звонил Приходько. Будто прошептал в трубку:

— Все, Михалыч, капкан захлопнулся: Петропавловский в школе. С полчаса крутил вокруг, пока решился войти. Давай сюда. Ждем тебя.

Тобратов примчался к школе буквально за считанные минуты — машина ждала его у подъезда.

В занавешенных окнах комнаты сторожа — свет. Видимо, ужинают или просто беседуют. Вероятнее всего, Петропавловский останется у сторожа ночевать, а возможно, и на несколько дней, пока утихнет. Хотя вряд ли: понимает, что начнется прочесывание города, осмотр каждого дома, каждого чердака и сарая. Ждать, пока Петропавловский будет выходить, нет смысла. И Тобратов отдал команду приготовиться. Оперативники окружили дом двумя кольцами.

Геннадий Михайлович открыл дверцу машины и набрал номер телефона квартиры сторожа. Митрич долго не отвечал, потом взял трубку, промычал невнятно и хрипло, будто бы спросонья.

— Слушаю.

— Митрич, говорит начальник уголовного розыска капитан Тобратов. Дай трубку Петропавловскому.

Митрич, видимо, ошарашенный такой неожиданностью, промычал что-то невнятное, зажал рукой трубку. Долго спорили. Наконец Петропавловский не ответил, прорычал:

— Выследил, мент поганый. Все равно я от тебя уйду. А если хочешь поговорить по-мужски, как разговаривали с тобой в спортивном зале, заходи. По сто граммов выпьем.

— Пить, ты знаешь, я с тобой не стану. И разговор у нас с тобой короткий — выходи. Дом окружен, и никуда ты не уйдешь. Не усугубляй свое положение. На тебе и так достаточно трупов. Подумай о родителях, жене, детях.

— Думал, мент. И ты прав: на мне достаточно трупов, так что терять нечего. Сейчас я лягу спать, в теплую постель, а ты, если боишься взять меня здесь, померзни на холоде. Утром я к тебе выйду, только ты не прячься, все равно я хочу поговорить с тобой по-мужски… — он бросил трубку.

Да, разговаривать с ним было бесполезно. Лезть в квартиру — бессмысленно. Ждать до утра?.. Вряд ли выдержат нервы у Петропавловского, он постарается вырваться из окружения именно ночью…

Свет в комнате погас. Тобратов подошел к двери, стал прислушиваться. Ни звука. И немудрено: сквозь коридор и двойные двери даже разговора в полный голос не услышишь. Да и что даст прослушивание? Мало чего…

Петропавловский может действительно надеяться на утро — придут педагоги в школу, детишки, можно захватить заложников. Но кто же пустит их в школу? Нет, Петропавловский на это рассчитывать не станет.

И снова ожидание. Снегопад то усиливался, то ослабевал. Но видимость все равно была плохая, и Тобратов попросил подкрепление: школу надо было окружить так плотно, чтобы мышь не проскочила. Поодаль, где можно было разместить машины, поставили их так, чтобы осветить как можно больше пространства.

Нервы у Петропавловского оказались намного крепче, чем предполагал Тобратов: дверь скрипнула лишь в пятом часу утра. Потом обозначились едва уловимые шаги, свидетельствующие о том, что преступник полез на чердак.

Тобратов перешел на сторону двора, где было слуховое окно. К этому времени снегопад почти прекратился, и капитану легко было рассмотреть на крыше силуэт человека.

Петропавловский подошел к краю и стал смотреть вниз. Правая рука его была вытянута и наготове.

— Не дури, Петропавловский! — крикнул в мегафон Тобратов. Прогремел пистолетный выстрел — Петропавловский стрелял по голосу.

— Включить фары! — распорядился Тобратов.

Петропавловский, опережая команду, спрыгнул с крыши. Лучи фар слева и справа высветили его метнувшуюся к машине фигуру. Тобратов выстрелил.

Петропавловский, будто споткнувшись, упал. Но тут же приподнявшись, сделал два выстрела и выронил пистолет.