И все шло прекрасно, если бы не дворничиха Евдокия. Прошлой весной к Первому мая Евдокия напросилась мыть окна, за деньги, конечно, не за так. Маргарита Ивановна была после тяжелого гриппа, и не то что окна мыть, а руки поднять не могла. Но так хотелось к празднику чистые окна, что когда муж стал ее уговаривать насчет Евдокии, она согласилась, не подумавши. Евдокия окна вымыла, но заметила кресло и бормашину и распустила слух по всему дому, что у Маргариты Ивановны на дому подпольный кабинет. Дальше пошло еще хуже.
Рамзес как-то в темноте на лестничной площадке гавкнул пару раз на Евдокию. Она орала страшно, говорила, что бульдожина ее покусала, хотя вся лестница знает, что Рамзес никогда никого не кусал. Муж ходил извиняться с коробкой шоколада, конфеты Евдокия взяла, немного поутихла. А потом чья-то собака, скорей всего, бездомная, нагадила на площадке первого этажа, а Евдокия пошла рано утром и спросонья вляпалась в кучу. Орала опять до хрипоты, почему-то прицепилась к Рамзесу, хотя вся лестница знает, что Рамзес очень чистоплотная собака и никогда такого себе не позволит Маргарита Ивановна не выдержала, ответила Евдокии резко, и это было ее ошибкой. Евдокия мгновенно перестала орать, заговорила елейным голосом про налоговую полицию и конфискацию имущества и с тех пор при встрече всегда отпускала туманные намеки на эту тему. Маргарита Ивановна перестала принимать соседей, хотела вообще все прекратить, но муж лежал в больнице, деньги были нужны катастрофически, и Маргарита Ивановна продолжала работать с тяжелым сердцем.
— Тише, Рамзесик, тише. — Зоя вошла с коробкой пирожных.
— Ты что не открываешь, Рита?
— Да я утром у мужа была, потом пришла, пообедала и задремала. Ты проходи.
— Только давай сначала чаю попьем, а то мне потом будет нельзя.
Маргарита Ивановна поставила чайник, они сели за стол, и тут же раздался звонок в дверь.
— Кто там?
— Маргарита Ивановна, возьмите квитанцию по квартплате! — раздался визгливый голос.
Евдокия специально стережет, что ли?
Маргарита Ивановна открыла дверь, и Евдокия сразу же вытянула шею в сторону кухни.
— У вас гости?
— Гости, гост, чай пьем.
В это время из кухни выскочил Рамзес, и Евдокия ретировалась.
— Ты что, Рита, такая расстроенная?
— Ох, Зоя, до чего же меня эта Евдокия довела, просто до нервного стресса. Подумай, ну что плохого, что ко мне раза два в неделю кто-нибудь зайдет, и я пару пломб поставлю? Ну не обеднеет же государство, что я налог не заплачу, а на лето мы вообще на дачу уезжаем.
— Да плюнь ты на нее!
— Противно очень, боюсь ее, как будто что-то нехорошее делаю. Ой, Зоя, не давай ему пирожных, у него расстройство будет!
Рамзес, фу! Ну вот, съел уже… Совсем замучилась я с ним, раньше-то муж гулял, а сейчас я одна, времени не хватает, а муж еще приучил его гулять три раза. Так что теперь он днем мои сапоги приносит — пойдем, мол, и все. И намордник надевать со мной никак не хочет, чувствует, что мне его жалко. А Евдокия нарочно нас караулит, как услышит, что Рамзес по лестнице идет, так сразу дверь открывает и смотрит, если он без намордника, то опять крик.
— А что, кроме Рамзеса, собак на лестнице нет?
— Есть маленькие, а на втором этаже бультерьер живет. Хозяин — молодой парень, деньги собирает с ларечников у метро, и бультерьер ему нужен для работы. Евдокия было вякнула, так парень ей как гаркнет, уйди, говорит, по-хорошему, а то руку оторвет. Она испугалась, теперь только к Рамзесу пристает, знает, что он ласковый, лает только.
— А с виду вон какой здоровый.
— Да, он для боксера очень крупный.
Ну иди сюда, хороший мой, иди, мой маленький…
Зоя засиделась допоздна, а потом решила заночевать у подруги. |