К Жаклин тянулись мохнатые трехпалые лапы, а бежать она отчего-то не могла…
— Я знаю, кто сообщница убийцы, — шипела тварь, подбираясь ближе. — Именем революции и республики, пора попробовать и твоей крови, жалкая гадалка!
Мохнатая лапа зажала Жаклин рот, она попыталась закричать — и проснулась в холодном поту. Оказалось, что просто неудобно легла — было трудно дышать. Да и в комнате стояла обыкновенная летняя духота.
Жаклин долго ворочалась с боку на бок, пытаясь снова заснуть. Нет, ее кошмары объясняются очень просто, она почти убедила себя в этом. И все же, ощущение какого-то чужого враждебного присутствия не проходило — оно сделалось лишь сильнее.
Вот именно — присутствие врага. Неужели эти люди, которые гонятся за дармовым счастьем, не ощущают, что за ними начинают следить чьи-то очень злые и враждебные глаза? Почему Жаклин это доступно, а им — нет?
Глупо было задавать такие вопросы. Тем более что она прекрасно знала ответ. У этих людей не было способности различать магию, не было чутья — это во-первых. А во-вторых, тот, самый последний из МЕЧЕНЫХ, судя по всему, заподозрил неладное — и ему этого хватило.
Жаклин была уверена — нужно отыскать еще десять или пятнадцать жертв контракта, и тварь непременно даст о себе знать. И тогда…
Что будет тогда, она пока что представляла смутно. Но твердо знала одно — когда она в очередной раз встретит тварь, у нее хватит сил и умений ее уничтожить. И навсегда обезопасить этот мир. И тогда можно будет просто жить. Ну, если, конечно, к таким, как Жаклин, подходит это слово.
«А почему бы и нет? — размышляла она. — Чем я отличаюсь от обычных людей? Долговечностью? Так это замечательно! Бывать на солнце неприятно — что верно, то верно. Но чтобы сгореть от первого же лучика — это байки! Пить людскую кровь? Но разве это обязательно?!» Она уже давно привыкла к крови животных, к тому же, и доза требуется не слишком большая. А в остальном она — вполне нормальный человек, — ну, если не считать некоторых умений и способностей.
Сегодня она все же позволила себе день отдыха.
Точнее, полдня.
Погода стояла пасмурная, хотя и было еще довольно тепло, но на город неотвратимо надвигалась осень.
Откуда-то с залива дул прохладный ветерок, но здесь, за домами, он почти не чувствовался.
Жаклин прошла мимо собора с рвущимися в небо куполами — и вовсе ее не начинало корчить возле церкви, все это — тоже из разряда баек. Проходя мимо консерватории, она остановилась у памятника Глинке, услышав громкий разговор. Она взглянула на стоящих около памятника людей — нет, оба были самыми обыкновенными, ни один, ни второй не стали жертвами контракта.
Гадалка прислушалась, не сразу уловив английскую речь.
— Это памятник одному из наших величайших композиторов… — терпеливо, и, похоже, в десятый раз втолковывал один из собеседников. Второй — лысоватый человек средних лет — внимательно слушал, важно кивая. По повадкам Жаклин тотчас же признала в нем американца.
— Да, я, кажется, понял, что он — один из величайших русских, — говорил недоумевающим тоном лысоватый. — Но мне хотелось бы знать, кто он? Политик, военный деятель?
— Композитор, — безнадежно отвечал его гид. — Композитор!
Он оглянулся, словно ища поддержки.
Жаклин слегка улыбнулась — ей показалось, что она поняла, в чем дело. Будь этот турист кем угодно — дело показалось бы сложнее, но американец…
«И как они живут, бедные? — подумала она. — Нет уж, закончится вся эта история — можно будет податься куда угодно, только не в Америку! Ведь этот тип наверняка закончил университет, и не самый худший». |