– На место, где зарыли их, набросайте брёвен, навоза, хлама всякого. Добычу военную, как то: мундиры, ремни, каски и прочее – по избам не тырить! Другие горшки для ребятни подберёте. Всё надобно сжечь или закопать до лучших времён. Это правильнее будет, хозяйственнее. Наполеон не вечен, а хорошее суконце всегда в цене… Случись неприятелю напасть внезапно – меня на помощь не звать! Забудьте, где и видели и слышали имя моё. Господь велит православным христианам не выдавать друг друга чадам антихриста, кои не щадят и храмы божий! Два раза предупреждать не буду, узнаю, кто на меня навёл, – и враз в Магадан по этапу, с песнями…

    Старосты рассудительно кивали, искренне надеясь впредь никогда со мной не встречаться. Ну разве что один на один в тёмном переулке, когда я пьяный, а их десять и у каждого за пазухой кистень…

    После сего, перевязав пленных, я определил к ним урядника с казаками и направил в Юхнов, для сдачи городскому начальству под расписку. Пущай их там кормят, у нас и своих дармоедов полно. Уходили из села с припевками, нагруженные плюшками, варёной картошкой и яйцами. Казаки всегда поют, когда в пути, а я, слушая их незамысловатые напевы, лишний раз поражался глубине и могучести нашего языка…

    Увидал-то злой французик

    Огонёк расейский,

    Увидавши огонёчек,

    Начал убегати.

    Мы французика нагнали,

    Знамя отобрали.

    Ой да горячий атаман,

    Что ни Денис да то Васильевич…

    Ох и не говорите, а вот есть, есть в народной песне какая-то щемящая сердце простота, сродственная истинной поэзии и необъяснимой широте славянской души. Вот вроде бы и нет ничего, ан как заведут разноголосьем – плакать хочется… Я думал о высоком предназначении нашего народа, о его нравственном превосходстве над французами, ибо народ, слагающий такие умные и образные песни, – воистину непобедим!

    Из парнасских витаний меня вывел вахмистр Иванов, тот ещё орешек, должен признать. Головорез и дебошир, несколько раз за пьянство и буянство (о, я рифмую!) разжалованный мною в рядовые и вновь пожалованный в чин за безоглядную храбрость.

    – Денис Васильевич, а не опрокинуть ли нам по маленькой? Уж больно вечер сырой…

    – Пить на войне?! – всем сердцем ужаснулся я. – Только для сугрева, а так и в рот не брать!

    – Не без понятия, совесть имеем, – согласился он, на ходу наливая из кожаной фляги.

    Водка была палёная, но… а ля герр, ком а ля гер!

    – Так за победу русского оружия?!

    Гольная сивуха обожгла горло, гадостно булькнула в желудке, потом попыталась выплеснуться наружу через нос – я усилием воли затолкал её обратно, и… в жилах приятственно потеплело! Первые четыре тоста я ещё помнил… Бог свидетель, могу даже перечислить:

    – За императора Александра!

    Коль ты имеешь право управлять,

    Так мы имеем право спотыкаться.

    И можем иногда, споткнувшись – как же быть, -

    Твоё Величество об камень расшибить…

    Вахмистр от души орал направляющую строку, а я цитировал вслед самого себя прямо по памяти и к месту.

    – За гусар!

    Стукнем чашу с чашей дружно!

    Нынче пить ещё досужно;

    Завтра трубы затрубят,

    Завтра громы загремят…

    Стихов-то у меня много, а уж сколько рифм и образов разворовали разные плагиаторы – перечислить страшно… Такое впечатление, что я сформировал основы поэтики российской на два столетия вперёд!

    – За казаков!

    Я стакан с широким дном

    Осушу одним глотком

    В славу воинства донского!

    …Фляга гуляла по рукам.