Извольский не привык видеть таких внимательных женских глаз, разве что у бухгалтеров. На Извольского глаза почти не смотрели. Время от времени Ирина вскидывала их, встречалась с откровенным и очень оценивающим взглядом директора, и тут же утыкалась носом в землю. Это было непохоже на привычное для Извольского поведение шлюхи и оттого странно возбуждало директора.
Где то между забором и грядкой Извольский повернул Ирину к себе и начал ее целовать – довольно грубо, напористо, ощущая цепкими пальцами серый влажный свитер, а под свитером – гладкую молодую кожу. Ирина сначала отвечала ему, а потом, когда он полез под свитер, уперлась кулачком в грудь, и когда Извольский выпустил ее, закричала:
– Прекратите!
Извольский растерянно отступил на шаг.
Ирина стояла перед ним, нахохлившаяся, как воробушек, в глазах ее сверкнули злые слезы, она сжала кулачки и закричала:
– Как вы можете, вы так со всеми, да? Вы просто пользуетесь моей беспомощностью! Вы знаете, что я никогда не смогу заплатить за эту вашу машину! Вы знаете, что я слова не скажу, что я дрожать буду!
Извольский стоял как оплеванный. По правде говоря, именно что то в этом роде он и думал, и теперь он видел себя со стороны – большой толстый хам на раскисшей грядке, человек, который забыл, как звучит слово «нет» и за которым побежит любая ахтарская шлюха, и московская, и даже американская шлюха – а вот чтобы наткнуться на ту, которая не шлюха, надо было разбить тачку, потому что не шлюх вокруг давно не попадалось.
Ира еще что то прокричала, жалобно, как сойка, Извольский повесил голову и вдруг сказал:
– Извините.
Прошел по доскам до калитки, сел в «Сааб» и уехал.
На обратном пути он заблудился в дачных закоулках, выскочил почему то в конце концов не на Калужское, а на Киевское шоссе и приехал в офис в два часа дня, рассерженный и в мокрых ботинках. Неклясову за результаты встречи достался изрядный и не совсем заслуженный втык: не мог же, в самом деле, Димочка Неклясов добиться от оголодавшего правительства уверений в отмене экспортных пошлин?
В гостиницу «Лада» Черяга едва успел. Воображение уже рисовало ему перспективы разбирательства с ГАИ по поводу кучи побитых машин, и с души его свалился солидный камень, когда он увидел, что очередной автозабег директора кончился довольно мирно. Встреча с Ковалем просто вылетела из его головы, что было, конечно, крайне невежливо и чревато осложнениями.
Тем не менее было всего пять минут первого, когда Черяга вошел в вестибюль «Лады» – одной из любимых точек Коваля, где у него на третьем этаже было что то вроде неформального офиса.
Его почтительно провели в ресторан, где в пустынном и полутемном зале патриарх вкушал скромный ленч из сваренного вкрутую яичка. Черяга сел за покрытый скатертью стол напротив Коваля, а двое бычков застыли статуями по углам ресторана.
– Твой Лось упорол крутой косяк, – сказал Черяга.
– Я тебя слушаю, Денис Федорович.
– Я вчера спрашивал о Заславском?
– Ну.
– Заславский с Лосем делали свой гешефт на наших деньгах. Потом Заславский Лосю надоел, Лось его сунул в мешок и теперь просит у нас выкуп. Грузином прикидывается.
Король покачал головой.
– Как нехорошо, – сказал он, – а может, это и вправду грузины?
– Мы пленку в институт на анализ отдали, – спокойно соврал Черяга, – не грузины.
Король покачал головой.
– Что я тебе скажу, Денис Федорыч, – развел руками Король, – каждый зарабатывает на хлеб как умеет. Если Лось получит за Заславского деньги – это будет его бизнес, если ты получишь Заславского без денег – это будет твой бизнес.
– Вы могли бы приказать Лосю, – сказал Черяга. |