Войдя же нынче в гостиную, он не сразу сообразил, что дама на диване и есть Ангелина Павловна Крестовская. Темные волосы, уложенные в греческую прическу с золотой диадемой, лихо сдвинутой к затылку, платье в стиле Пуаре из ткани с крупным восточным узором, а на протянутой для поцелуя руке — сложное сооружение из двух перстней и браслета в виде змейки, соединенных вместе. Причем на кисти, именно там, куда следовало беззвучно приникнуть губами, оказалась большая розовая камея с головой Горгоны Медузы. Словом, вид у старой графини был экзотический и современный. Никто бы не смог упрекнуть ее, что отстала от моды.
Если бы не обвисшее подрумяненное лицо с тщательно запудренными морщинами, Давыдов не дал бы ей и пятидесяти лет.
— Душка, Денис Николаевич! — жеманно произнесла Крестовская, выслушав визитера. — Вы кстати. Как раз за четверть часа до вас пришла мисс Веллингтон. И вы можете сами отдать ей свое пожертвование.
Ошарашенный обновленным видом графини, Давыдов не сообразил оглядеться. А в гостиной присутствовали и другие гости. Пожилой мужчина с роскошными седыми бакенбардами, едва не свисающими на грудь, дама средних лет с девочкой-подростком, щеголь, похожий на картинку из модного журнала (Давыдов догадался, что это графский внук) и две молодые женщины.
Мисс Веллингтон Денис узнал сразу и подумал: «Боже мой, какая же она американка?!» Жены и дочки заокеанских миллионеров, приезжая в древнюю российскую столицу посмотреть, как по улицам бродят белые медведи, брали с собой все бриллианты, какие только могли приобрести, и ходили блистающие, словно рождественские елки. Но на мисс Веллингтон обнаружилась только небольшая брошь с гранатами, скреплявшая воротничок скромной, под горлышко, белоснежной блузки. Она выбрала для визита лиловый полосатый костюм-тальер с длинным жакетом. И портной, что кроил этот костюм, по мнению Давыдова, честно заработал свои деньги. Тонкая и гибкая фигура гостьи вроде и скрыта, однако обо всех округлостях можно догадаться. Прическа мисс Веллингтон была именно такой, как пристало женщине из хорошей семьи, получившей правильное воспитание, — не слишком пышной; золотистые пряди обрамляли фарфоровое лицо.
«На вид — около двадцати пяти лет, не дитя малое… Пожалуй, можно спокойно прибавить года два-три — не ошибусь», — оценил Денис. Рядом стояла ее подруга, рыженькая, с живым круглым личиком, тоже в тальере, только голубом и с большими клетчатыми лацканами.
«На какой же козе к тебе подъехать, голубушка?» — безмолвно вопросил Давыдов.
Голицын на интимном знакомстве не настаивал, но намекал: было бы неплохо. Теперь и Денис понял: было бы неплохо…
— Душка, я вас представлю нашим красавицам, — сказала графиня. — Они с сегодняшнего дня состоят в моем Обществе культурных связей, вступайте и вы, это даст вам шанс! — И подмигнула самым залихватским образом.
С Давыдовым Крестовская говорила по-русски, а к гостьям обратилась почему-то по-французски. Тут возникло недоразумение. Давыдов твердо знал, что целовать руку можно только замужней даме, а обе иностранки — именно мисс, однако ручки протягивают исправно. Начинать же знакомство с рукопожатия, которое стараются ввести в моду суфражистки и примкнувшие к ним дамы, как-то нехорошо. Впрочем, черт ее, Америку, знает — может, там эта глупость уже прижилась?
Внесла ясность Элис Веллингтон: в Америке рукопожатие дело обычное, но она получила иное воспитание и против поцелуя не возражает, при этом предрассудки времен вавилонского столпотворения в расчет не принимает.
В свое время Денис начал изучать английский язык, но чуть не подрался с учителем — не так был устроен давыдовский рот, чтобы жевать гласные, фырчать согласные и проделывать языком балетные экзерсисы. И тут ему повезло: знакомые рекомендовали старого морского офицера, не знавшего о существовании склонений и спряжений, но имевшего педагогический талант. |