– Могила, командир. Сам же знаешь.

– Не каркай. Язык дурной…

– А ты сплюнь – полегчает.

Позже Гонта сам себе не мог объяснить, зачем послушал своего взводного и суеверно сплюнул через левое плечо.

Трижды, как велели неписаные правила.

Разведчики, переодетые немцами, скрылись среди деревьев, прихватив с собой для достоверности портфель Вдовина. А Гонта не спешил приводить Орешкина в чувство сразу. Немного постоял, опершись на капот «виллиса». Смел при этом золу от сгоревших бумаг. Вдохнул полной грудью лесной апрельский воздух. И подумал: ребятам своим доверяет полностью.

Общая тайна их сегодня не слишком связала. Они и без того не раз рисковали жизнями друг за друга. Но все равно Гонта предпочел не говорить Соболю с Борщевским о том, какую отдаленную цель преследовал Вдовин его арестом.

Ведь все гораздо сложнее.

Рыли под командующего фронтом.

Их фронтом.

И копал полковой особист под маршала наверняка не по личной инициативе.

Медленно, вряд ли слишком успешно, однако, судя по всему, уверенно собирали материал на маршала Жукова.

Любой, какой получится.

Всякая, в большинстве случаев косвенная мелочь непременно оформлялась документально. И подшивалась где-то кем-то в одну – а может, уже и не одну – стандартную картонную папку с обязательной надписью «Дело №…» на титуле.

Дмитрий Гонта не знал, зачем ему, капитану полковой разведки, втягиваться вот так же, косвенно, в непонятные, неподвластные его разуму чужие игры.

Перекурить бы эти мысли. Да вот беда – папирос-то и нету…

Из овражка донесся слабый стон. Слава тебе Господи, старшина оклемался.

В который раз расправив складки на кителе и по устоявшейся привычке одернув его, капитан приготовился завершать эту неожиданно разыгравшуюся драму.

Как и предполагали, все обошлось.

Вернувшись в часть с телом Василия Вдовина, полегшего в неравном бою с немцами, выходящими из окружения, они со старшиной еще долго отвечали на однотипные вопросы как устно, так и письменно. Однако никаких расхождений в показаниях в процессе допросов выявлено не было.

Старшина подтвердил: своими глазами видел, а ушами слышал фашистов. Бой принять не успел: напали сзади, из засады. Когда очнулся, всерьез думал, что уже на том свете. Но увидел товарища капитана Гонту. Он и пояснил, как они вместе с товарищем капитаном Вдовиным заняли у машины круговую оборону.

Сам же Дмитрий также особо не упражнялся в красноречии. Объяснил: остался в живых, потому что повезло. И сделал вывод, очевидный для дознавателей, – видимо, проявили себя не диверсанты, а перепуганные окруженцы. Диверсионная группа легко уничтожила бы троих противников, боясь обнаружения. Если же солдаты выходят из окружения, передвигаясь по тылам с огромной опаской, они могут только показать зубы. И, встретив отпор, сдать назад, в схватку не ввязываться.

О том, зачем Гонта ехал с Вдовиным в особый отдел фронта, дознаватели спрашивали без особого энтузиазма. Старшина Орешкин этого не знал и знать не мог. Он вообще старался не вникать в дела товарища Вдовина, в чьем подчинении находился. Объяснения же Гонты прозвучали слишком уж обтекаемо.

Но при этом ни у кого не возникло ни малейших сомнений: особисту и командиру разведчиков было что сказать в особом отделе фронта. Поскольку планы Василия Вдовина оборвала вражеская пуля, его похоронили. Отправили известие родным. В полк прислали нового особиста.

А вскоре наступление по всему фронту продолжилось.

И происшествие забылось.

На войне каждый день кого-то убивают.

Ничего необычного.

…Через пять месяцев, когда разведка проверяла возможности перехода через Вислу, капитан Гонта повел группу сам.