– Ага. С самого утра. – Элия с трудом приходила в себя. – Мы вот тут с Жулькой мимо шли, решили посмотреть, чем вы занимаетесь.

– И где она?

– Кто?

– Конь в пальто! Подруга твоя, кто ещё!

Элька повернулась назад и… никого не увидела. Зато почувствовала явный запах магии. Корнелиус поднял панику, едва услышав, что Джурайя внезапно пропала. Не тратя времени на бесполезную беготню, он начал с поиска. По всему выходило, что она сейчас в эльфийских землях. Прим подхватил след телепорта, учуянного Элькой и подтвердил подозрения отца – их Тридцать Три Несчастья опять вляпалась в неприятности. И по всему выходило, что без Корбина опять не обойтись…

Джурайя

Лес… Лес и его Эльфы. Только так, а не наоборот. Это я поняла сразу, как только меня очень грамотно втащили в телепорт, и я в одно мгновение оказалась на опушке Леса. Детская обида на эльфов трансформировалась в устойчивую неприязнь, потому что Лес страдал… Я чувствовала его, жила им, понимала его. Лес создал эльфов, наделил их разумом, дал знания, магию, силу… А они – они стали идеальными потребителями. Они воспринимали Лес как само собой разумеющееся. Они брали – и ничего не давали взамен. Их леса были священными, неприкосновенными. Они убивали всякого, посягнувшего на их границы… И оставляли смердящие трупы гнить на корнях этих мудрых, древних существ. То, что Лес разумен, я поняла сразу, едва войдя в него. Он говорил со мной, и в его шёпоте было столько боли… Его дети, эльфы, вырождались только благодаря своей глупости и высокомерности. Они объявили себя высшими, мудрейшими и справедливейшими. Их души были полны снобизма. На другие чувства места не осталось. Им достало наглости презирать Лес за его молчание и всепрощение. Оракулы эльфов всё чаще лгали или говорили полунамёками, потому что Лес отказывался говорить со своими наглыми, зажравшимися отпрысками. Семейные ценности были утрачены ими много столетий назад, когда эльфы решили, что они слишком умны и самостоятельны, чтобы ограничивать себя в удовольствиях. И вот теперь, когда под своды ветвей ступила отвергнутая дочь эльфийского народа, Лес обращался к ней, как к последней надежде… Юной, ещё не очерствевшей душой, способной хотя бы понять его…

– Какие же вы твари, – первые слова, сорвавшиеся с губ пленницы поразили эльфов до глубины души. – Ему плохо, а вы тут в войнушки играете! Да кому бы хуже стало, если бы сюда иногда люди заходили! И вас, кретинов, от вырождения бы спасли, и у Леса новые адепты бы появились! В нё мудрости столько, сколько ваши узколобые головёнки вместить не в силах! Всем только лучше бы было, если бы вы свои земли открыли.

Джурайя отвернулась от высокородных родичей и уселась в сплетение узловатых корней древнего исполина. Меньше всего ей сейчас хотелось слушать высокопарный вздор, которым приготовился пичкать её новоявленный родич…

– Дочь наша! – распростёр объятия Верховный Эльф, как бы не заметив её гневной отповеди. Он обошёл дерево, за которым укрылась от их глаз Джурайя, и теперь стоял, возвышаясь над ней в своём нелепом балахоне и серебряном обруче на уплетённых по-бабьи волосах. Джурайя плюнула ему под ноги и уставилась в землю. Верховный переступил ногами, но решил продолжить. – Злая судьба разлучила нас на многие годы, твоё сердце ожесточилось в землях людей, этих варваров без чести и благородства. Но мы, твои прямые родственники, всё же разыскали тебя и вернули в лоно родного Леса! Так открой же своё сердце и возрадуйся, о дочь наша, долгожданному единению!

– Ты идиот? – устало спросила Джурайя, пристально глядя Верховному в переносицу снизу вверх.