Дети давно уже скрылись в доме, а Клаус все тер и тер лошадь в одном и том же месте. Та взбрыкнула, и Клаус наконец очнулся.

Тут к нему подбежал самый младший из детей:

— А лошадь добрая?

— Угу. Хочешь покататься?

Конечно, мальчик хотел. Работник осторожно посадил его в седло.

— Как тебя зовут?

— Аре. Мне семь, почти уже восемь лет. Сегодня у нас детский праздник. Мы отмечаем Иванов день*. А Даг — это мой брат.

— Неужели? — удивился Клаус. Что-то не совпадало. — А у тебя есть еще и сестра?

— Да. Даже две — Лив и Суль.

— Суль… Это что, вон та большая девочка? — Сердце работника забилось быстрее.

— Ага. А маленькая — это Лив.

— А сколь Суль лет?

— Четырнадцать.

Сердце упало в пятки. А он-то думал, что ей никак не меньше шестнадцати.

— Вон идут дети Эйкебю, — сказал Аре. Он был очень доверчивым, наивным мальчиком и не заподозрил ничего дурного в вопросах работника. — Они тоже пришли на праздник. Бедняги. Говорят, их бьют по несколько раз в день.

— Всем детям достается.

— Только не нам.

— Как же так? Надо изгонять первородный грех! — Клаус был потрясен.

— А что это такое?

— Ты в церковь ходишь?

— Да. Но там так скучно. Я считаю звездочки на потолке. И потом, знаешь, борода священника так здорово прыгает вверх-вниз. Я никогда его не слушаю, он вечно сердит и только ругает нас.

— Но всем детям надо задавать трепку! Надо изгонять дьявола, как ты не понимаешь?!

— Какого дьявола?

— Того, что живет во всех нас, — уже раздраженно бросил Клаус.

Аре подумал немного:

— А зачем его изгонять? Ведь он может запрыгнуть обратно.

— Неужто тебя никогда не били? — недоверчиво спросил Клаус.

— Да, били, конечно. Когда я поджег траву. Ну, еще когда запер девчонок в хлеву. Ха, как они орали! — Он довольно ухмыльнулся: — Но ведь не дьявол же все это придумал. А я. Сам. Отец считает, что битьем ничего не добьешься. Дети должны чувствовать, что их любят. Отец говорит, что когда он был маленький, его никто не любил.

Этого Клаус уже не мог понять. Его жизненная философия была слишком убога.

— Где вы живете?

Аре показал.

— Там? Но ведь там, кажется, живет знаменитый знахарь, господин Тенгель?

— Да. Это мой отец. А Силье Арнгримсдаттер моя мать. Вы, верно, слышали о ней?

— Нет… — с сомнением в голосе произнес мужчина. Он все никак не мог понять, что объединяет Дага и фрекен Шарлотту. Поэтому он не особенно следил за щебетаньем Аре.

— Но уж о мастере Арнгриме вы должны были слышать!

— А, он расписывает стены?

— Верно. Это моя мать. Она не хочет пользоваться своим женским именем, — ведь женщины не умеют ни писать, ничего… Так что почти никто не знает, что мастер Арнгрим — моя мать. Она расписывает обои. А иногда пишет прямо по стене. Ей больше нравится кожа, потому что с ней можно работать дома. Мать очень талантлива. И многие хотят купить именно ее обои.

Но Клаус гнул свое.

— Так господин Тенгель — отец Дага?

— Да.

— А фрекен Шарлотта — его мать?

— Нет… Все совсем не так.