– Пантелей, – с великой горечью повторила она. – Отчего я удивлена, но удивлена мало? Паша слишком многое позволял и доверялся тебе!..

– Прошу до срока никому не рассказывать подробностей этого дела, – попросил я. И уточнил: – Моя просьба – просьба графа Кураева, поскольку я уполномочен говорить от его имени. Больного я осмотрю и перевяжу лично. Я – врач. Но господин Зыркин должен быть изолирован от остальной прислуги ровно настолько, насколько это будет необходимо мне. Надеюсь, вы не станете препятствовать этому, Софья Андреевна? – требовательно спросил я у хозяйки дома.

Глядя уничтожающе на скрюченного в окровавленных простынях камердинера, боявшегося поднять глаза на хозяйку, она отрицательно замотала головой.

– Поступайте, как считаете нужным, Петр Ильич, – ответила хозяйка. – Простите, но я не могу более здесь оставаться. Еще раз простите.

И она поспешно вышла – я только услышал ее сдавленные рыдания. Вернулась Марфуша с нехитрыми медикаментами. Рана была не опасной – я сделал скорую перевязку.

– Бери его за шиворот и тащи в чулан, – кивнув на Зыркина, подмигнул я Степану. – Не дай бог, еще сбежит, тогда к Кабанину подастся. А этого допустить никак нельзя. Марфуша, есть в усадьбе хороший подвал?

– Для такой крысы найдется, – подбоченившись, усмехнулась молодая женщина. – Это ему на пользу пойдет, ой как на пользу! – она покачала головой. – Довоевался, Пантелей Ионович? – Марфуша улыбалась в лицо растоптанному, уничтоженному, да еще и покалеченному камердинеру: по всему было видно, давно она ждала этой победной минуты! – Теперь лапу зализывай, а не то отрежем поутру! Вот и доктор у нас завелся по твою душу. Тебе и одной лапы-то хватит для иудиных дел, подлюка ты старая!

Улеглось все быстро: Зыркина, и не думавшего сопротивляться, в пять минут заперли в надежном месте, ключ доверили Митьке. «Головой за него отвечаешь, – напутственно сказал Степан своему товарищу. – Сбежит – гляди у меня», – доверительно, но строго добавил он.

Митька перехватил мой требовательный взгляд и быстро кивнул. Он и Степана побаивался, а меня еще пуще. Мы отправились на кухню, Марфуша, кутаясь в платок, отстала, понимая, что нам сейчас не до нее.

– Что делать будем? – спросил Степан через четверть часа, когда я наполнил граненую стопку водки и залпом выпил ее. – Что теперь? А, Петр Ильич?..

Я держал в руках моченое яблоко, но закусить позабыл. И впрямь – что теперь? Зыркин продал своего хозяина и подставил его под пулю. Сивцова не вернешь. Сюда казаки вряд ли воротятся. Зачем? Камердинер-иуда был им уже не нужен. С покойным «господином Веригиным» граф Кураев переписывался и делился многим. Но что за призраки возникали на страницах эти писем? Что искал на самом деле Веригин для графа Кураева? Меня злила эта скрытность, которая стоила и времени, и сил!..

– Петр Ильич? – вновь спросил Степан.

– Уезжаем, – сказал я, наконец-то закусив согретым в руке моченым яблоком. – Тотчас же уезжаем!

– А куда?

– К Кураеву, а вот потом – поглядим!

– Возьмите меня с собой, – услышали мы и обернулись. В дверях стояла Марфуша, в кулачках сведя на груди платок. – Нет мне сил тут оставаться, Петр Ильич. Умру я здесь одна. Правда.

Степан вопросительно посмотрел на меня: мой помощник хмурился. Он еще не понимал, что произошло между нами, но догадывался: если она так спрашивает, значит, имеет на то право.