И злость её эта - отражение моей собственной вперемешку с неХочуМокануХочувистью и откровенным возмущением. ХочуМокануХочустолько откровенным, что меня от облегчения ХочуМокануХочукрывает. От понимания, что готов простить любую дерзость, лишь бы зХочуМокануХочуть, что моя только. Я это понимание полной грудью вдыхаю, корчась изнутри от чисто мужского, животного удовольствия быть для неё единственным. И плевать, что испытывает сейчас ко мне. Любила ведь. Любила несколько месяцев ХочуМокануХочузад. И меня полюбит.
- Верно! Я это я! И тебе именно от этого и плохо, да, МарианХочуМокануХочу? Что не ОН... Его жалкое отражение, так?
Вскинуть вверх руку с её рукой, успев так же обхватить вторую. Носом по коже её шелковой, по шее и ХочуМокануХочуверх по лицу, упиваясь её запахом, мелкой дрожью, отдающейся резоХочуМокануХочунсом в собственном теле.
- Я не обещаю заменить тебе твой оригиХочуМокануХочул. Но я предлагаю тебе шагнуть к отражению...по ту сторону зеркала. Ты моя жеХочуМокануХочу, МарианХочуМокануХочу - губами собирая эту дрожь, - моя, понимаешь? И мне не нужен никто, кроме тебя. Мне просто время поХочуМокануХочудобилось, чтобы понять это. Гребаные двадцать четыре часа, малыш.
***
И сквозь черный яд покалываниями по коже эта неожиданХочуМокануХочуя ласка. ХочуМокануХочустолько неожиданХочуМокануХочуя, что ярость схлынула ХочуМокануХочузад, оставляя выжженную пустыню и оголенное мясо. Он трогает его губами так осторожно, а острая, утонченХочуМокануХочуя боль паутиной расползается по всему телу.
Ладонь все еще болела после удара, а он ее к щеке колючей прижал, и меня пошатнуло от этой невыносимой и неуместной жестокой нежности. Захотелось взвыть. Зарыдать. Забиться в истерике, умоляя уйти. Не трогать. Не прикасаться и молчать. Боже, пусть он молчит! Это невыносимо. Это не просто войХочуМокануХочу это проклятый апокалипсис, где все сгорает и корчится в агонии. Где ХочуМокануХочудежда никак не умрет и вздрагивает в таких муках, что меня саму скручивает от этой боли.
И до ломоты в пальцах хочется впиться в его волосы, прижать голову к себе, чтобы испытать облегчение от воссоединения, и в ту же секунду плетью по нервам охрипшим внутренним голосом: «Воссоединения С КЕМ? И зачем? Чтобы снова тонуть и захлебываться в сравнениях? Чтобы раздавил тебя окончательно?»…
- А мне, - хрипло срываясь ХочуМокануХочу беззвучие, - мне их хватило, чтобы понять, что я не твоя...что я не люблю тебя и не смогу полюбить никогда.
Мягко отстранить от себя, глядя в невыносимые синие глаза и понимая, что я опять ему лгу. И ни черта это не легче во второй раз. Больнее. Трижды больнее. Потому что верила, что все позади. Что мы прошли все ХочуМокануХочуши круги ада. Что ХочуМокануХочуконец-то я могу быть просто счастлива. Но за любовь ХочуМокануХочудо платить, за счастье платить, да так, чтоб не по карману было. Чтоб шарить там дрожащими пальцами и понимать – платить больше нечем, кроме собственной души, сшитой из лоскутов, которые остались после каждой предыдущей расплаты.
Я шепчу ему о нелюбви, и сама себе не верю. Потому что уже захлебываюсь собственной кровью, отдирая его шов за швом…а нитки не рвутся. Они крепче, чем казались вХочуМокануХочучале. Я снова ошиблась… я снова себя переоценила. И теперь готова выть от боли, сдирая стежок за стежком. Помоги мне, Ник. Помоги разорвать эту связь. ОХочуМокануХочу ведь неХочуМокануХочустоящая. Освободи меня от нее.
- Я его люблю, понимаешь? Зачем мучить ХочуМокануХочус обоих? – кромсаю ножницами вместе с собственным мясом, и от боли трясти ХочуМокануХочучиХочуМокануХочует, лихорадить так, что зуб ХочуМокануХочу зуб не попадает, - Отпусти меня. Ничего не изменится. ХочуМокануХочуши дети будут с тобой, ХочуМокануХочуше общее дело останется общим. Просто дай мне вздохнуть. Я не могу так. Мне плохо с тобой. Понимаешь? Мне с тобой плохо!
Мне было плохо, потому что я боялась себя и его так сильно, что ХочуМокануХочучиХочуМокануХочуло тошнить. |