Егор снял с себя куртку и укрыл Руслана, хотя сам был страшно бледен от холода. Ребята почти не разговаривали; от этого дикого холода у них онемели губы и языки, а голосовые связки издавали что-то похожее на тихое хрипение.
Егор молча потянул к себе Раю, прижался к ней всем телом; другой рукой обнял за плечи Феликса Коротича. Между ними оказался лежащий Руслан. Сбившись в плотный клубок, они тщетно пытались отдалить страшную смерть, которая грозила поглотить их, предварительно измучив этой ужасной пыткой — холодом. И слабый огонек был их единственной надеждой в морозной непроглядной ночи. А воздух, казалось, стал густым и липким; он обжигал легкие, стягивал кожу, замораживал внутренности. То и дело слабеющей, окостеневшей рукой кто-нибудь из ребят старался подкормить пламя веточками, боясь ненароком погасить последнюю надежду. Вокруг теперь царила тишина, полная безысходности, только изредка трещали ветки дерева: замерзшие жизненные соки разрывали древесину. У ручья лежало изуродованное тело Олега Вахлакова, под ледяной коркой извивались в течении ручья волосы Любы Дубининой; Юра Славек в последнем усилии вытянулся по направлению к палатке, а Степан Зверев недвижно лежал рядом с кедром. Смерть была так близко, что почти перестала казаться страшной; в глубине души студенты даже завидовали тем, кто уже не страдает, чьи тела не разрывают судороги холода, в чью кожу не впиваются миллионы игл мороза. Однако инстинкт самосохранения заставлял ребят бороться, как только можно, за свои жизни. Им оставалось надеяться на то, что вернется зрение; а слабые отблески пламени, которые они могли видеть, подтверждали эту надежду.
— Мне кажется, я все-таки буду видеть… — прохрипел Егор Дятлов обмороженными губами, обращаясь к Рае, застывшей под его рукой. — Еще немножко надо потерпеть, подержаться, я хоть чуть-чуть сориентируюсь и доползу до палатки. Мне бы только увидеть, где она.
Перед глазами у Раи мелькали разноцветные пятна, какие-то концентрические круги, но и она ощущала, что зрение возвращается. Ослепленные ярчайшими вспышками глаза начинали адаптироваться к темноте. Феликс изо всех сил моргал веками, пытаясь поскорее обрести зрение. Если они еще немного смогут потерпеть, то потом можно будет доползти до палатки, и все — они будут спасены. Они разведут костер и укроются всеми одеялами, какие только есть. Они будут глотать бурлящий кипяток, согревая вымороженное нутро. А потом они решат, что делать дальше; сейчас главное — продержаться.
Вдруг слабый звон бубенчиков разнесся по морозной ночи.
— Кто здесь? — тревожно спрашивала Рая, в смертельном ужасе прижимаясь к Егору, чувствуя, как напряжено в тревоге его тело. — Кто здесь? Мы вас не видим, мы ослепли…
Внезапно налетел порыв ветра — костер зашипел и погас под грудой снега. В тот же миг невыносимый холод сменился еще более страшным морозом, температура упала градусов на десять. Руслану Семихатко снилось или виделось, что он приехал к бабушке на Украину, сидит в просторной хате перед накрытым столом и хлебает обжигающий борщ, заедая каждую ложку куском хлеба. От борща ему стало так жарко, что он принялся скидывать с себя одежду: и штаны, и рубаху, и майку… Комки одежды летят на пол, а Руслана вдруг охватывает такой холод и страх, что он не сразу понимает, что сидит ни в какой не в хате, а в ночном ледяном лесу, а вместо миски с борщом перед ним круглый кожаный бубен, чуть позванивающий во мгле. А Райка все продолжает жалобно и монотонно спрашивать:
— Кто здесь? Помогите нам! Нам нужно добраться до палатки, пожалуйста, помогите! — И Рая беззвучно повалилась на спину, невольно увлекая за собой и тревожно озирающегося Егора.
— Что с костром? — бормотал Феликс, дергая за плечо упавшего Егора. — Что с костром? Огонь погас, нужно разжечь, скорее! — Феликс шарил рукой по снегу и не находил кучки веток, приготовленных для жизни огня; для их жизни. |