Люба Дубинина и Юра незаметно отделились от остальных и, провожаемые пристальным взглядом Раи, направились в сторону кафе-мороженого. Денег у Юры было много, ему хотелось немного похвастаться перед девушкой, показать свою независимость и щедрость. В темном зальчике теснилось много людей, Юра и Люба заняли высокий столик и, купив две двойных порции пломбира, принялись с аппетитом поедать содержимое убогих вазочек. Честно говоря, Любе давно нужно было в туалет, но стеснительная девушка предпочитала терпеть, чтобы не оттолкнуть кавалера… Юра вовсю шутил, острил, рассказывал веселые истории, а Люба думала только об одной насущной надобности, так что слушала Юру вполуха…

Рая одна поехала домой на троллейбусе. С одной стороны, она была обижена и раздосадована подлым поведением лучшей подруги, променявшей ее на пижона Юру. С другой стороны, Егор-то ушел один! Пусть и не с ней, не с Раей, но зато — один! Это вселяло надежду и позволяло мечтать о будущем. Губы Райки пунцово горели на морозе, щеки заливал румянец. Сейчас, в мутном свете троллейбусных ламп, она казалась вполне привлекательной, и даже какой-то подвыпивший парень, по виду — рабочий, стал пробираться к ней сквозь толпу, улыбаясь металлическими фиксами. Но Рая сделала строгое лицо, отвернулась к заиндевевшему окошку и спряталась за широкой спиной военного, пытавшегося в давке читать газету. Притулившись в углу, Рая мечтала о будущем походе, воображая объятия и поцелуи на фоне тайги и сугробов. Дальше поцелуев ее фантазия не развивалась, но и этих жарких грез было достаточно, чтобы девушка ощущала горячую волну в низу живота… Когда троллейбус подпрыгивал на поворотах, Рая жмурилась и прятала довольную улыбку, смутно чувствуя физическое удовольствие. Распаленная, разгоряченная, она чуть не проехала свою остановку, кое-как успела выбраться из троллейбуса, растолкав сжатых в тугой клубок пассажиров. Рыхлая старуха что-то кричала ей вслед, но Рая постаралась не расслышать эпитета “толстозадая”, чтобы не испортить себе отличное настроение.

Студентка зашагала по свежему снегу в сторону своего дома, подставляя щеки холодным снежинкам, тут же превращавшимся в капельки влаги на ее горячей коже. Рая специально замедлила шаг, чтобы насладиться чудесным вечером и своими фантазиями. Вот дура эта Любка! Нашла, в кого влюбиться — в бесперспективного Юрку, стилягу, который взбивает свой кок по полтора часа каждое утро, а потом смазывает волосы — о, гадость! — бриллиантином, чтобы они сверкали и блестели. Думает, что похож на Есенина своей слащавой рожей и светлыми волосами! На стилягу и фарцовщика он похож, которых развелось великое множество после Всемирного фестиваля молодежи в Москве два года назад. Иностранная молодежь поразила тихих советских юношей и девушек своими брюками, пиджаками, зажигалками и презервативами, с тех пор произошли разительные перемены. Некоторые девушки дошли до того, что стали появляться на улицах в брюках! Рая с негодованием думала о распущенных мерзавках, поскольку сама была обречена на ношение широких юбок, скрывающих широкий зад. Девушек в брюках видели несколько раз уже на улицах Свердловска; одну из них хорошенько оттаскали за волосы возвращавшиеся с работы труженицы машиностроительного завода. Народ, как мог, боролся с разложившимися стилягами, но мода — вещь упрямая. Вот Любка могла бы носить брюки. Ей и убогий шерстяной спортивный костюм к лицу, он только еще выгоднее облегает все изгибы красивой фигуры. А вот Рая уродилась несчастной, это родители виноваты в том, что с детства ее перекармливали…

Рая сама не заметила, как вошла в свой подъезд, воняющий кошками и прокисшими щами.