Рая и Люба обсуждали продукты, которые следовало взять с собой, к их дебатам подключился и любитель хорошо покушать Руслан Семихатко. Он громко обсуждал преимущества корейки перед колбасой, но признавал отменный вкус и того, и другого; рассказывал о вкуснейшем сыре, считал, загибая толстенькие пальцы, сколько следует взять банок тушенки и сгущенки, причем по его подсчетам получалось астрономическое количество… Юра Славек подобрался поближе к Любе и ждал удобного момента, чтобы отозвать девушку в сторону и пригласить в кафе-мороженое. Он в обществе друзей позабыл свои недавние страхи, словно нелепый сон, и теперь весь горел от желания остаться наедине с Любой, которая нравилась ему все больше и больше. Люба и впрямь была хороша в новой синей кофточке с небольшим вырезом, в облегающей черной юбке, подчеркивающей стройность ее длинных ног и тонкую талию. Она раскраснелась и краем глаза следила за Юрой, ей хотелось немного помучить его за первоначальное равнодушие. Егор Дятлов весь ушел в обсуждение деловых вопросов, стуча время от времени карандашом по столу, призывая к тишине; с ним разговаривал Аркадий Семенович; к беседе руководителей незаметно присоединился и новичок Степан Зверев, давая очень ценные советы тихим голосом. Феликс и Женя Меерзон рассматривали лыжную мазь, которую им показывал Толик. Толику импортную мазь дал на сохранение Руслан, боявшийся потерять такую ценную вещь. Мазь была упакована в красочную обертку, из-под которой серебрился слой фольги. Пахла мазь действительно исключительно, каким-то дорогим одеколоном.
Только Вахлаков молчал и наблюдал за всеми. Сейчас, когда никто на него не смотрел, с его казавшегося открытым лица сползла привычная маска добродушия; глаза глядели настороженно и пристально, словно ощупывая лица туристов. Нижняя полная губа еще больше выпятилась вперед, брови сомкнулись в одну линию, вся его большая фигура выражала напряжение. Он походил на большого зверя, приготовившегося к прыжку, неуклюжесть, которую он охотно демонстрировал, тоже оказалась позой. Когда к нему обратился с каким-то вопросом Егор Дятлов, Вахлаков вздрогнул и самым приятным образом улыбнулся:
— Абсолютно согласен! — с готовностью выкрикнул он, разражаясь пронзительным идиотским смехом, в котором зато звучали нотки дружелюбия и приязни. У него на самом деле было хорошее настроение, ему в голову пришли кое-какие интересные мысли, которые он собирался воплотить в самом ближайшем будущем.
Собрание закончилось около девяти часов вечера. Раскрасневшиеся, веселые, полные самых радужных надежд и планов студенты, гомоня и смеясь, вывалили всей толпой на улицу. Егор Дятлов хотел подойти к Любе и поговорить с нею, но рассудил, что ему, будущему руководителю важной экспедиции, не стоит торопиться и на глазах у всех заводить личные отношения и приватные разговоры. Егор немного поколебался, потоптался, потом махнул рукой и направился в сторону трамвайной остановки. Времени впереди предостаточно, успеет он и в походе наладить личную жизнь. Егор зашагал к трамваю один, высокий и молчаливый, лелея в душе самые честолюбивые планы. Ему не слишком хотелось ехать домой, но оставалось всего два дня до похода: следовало собраться, приготовить вещи, еще раз посмотреть план маршрута… Назавтра он планировал визит в свою лабораторию (он мысленно так и говорил: “моя лаборатория”), чтобы побеседовать с научным руководителем, доктором физико-математических наук Львом Ниловичем Мехренцевым. Егор надеялся, что руководитель даст ему ценные советы относительно диссертации и, возможно, узнав о предстоящих возможностях Егора, переведет его из лаборантов в младшие научные сотрудники. Он не хотел прямо говорить о своем будущем назначении, но решил намекнуть Льву Ниловичу на возможные перспективы работы на кафедре института. Мысли о карьере, о работе вытеснили из головы романтические грезы, Егор зашагал еще увереннее и тверже, репетируя про себя предстоящую беседу, от которой зависело его будущее. |