Изменить размер шрифта - +
Даже бывалые, закаленные в боях солдаты ужаснулись увиденному. А крошечный скелетик с номером на тоненькой, как палочка, руке доверчиво прижимался к груди солдата, по лицу которого текли крупные слезы. На всю жизнь Женя запомнил запах шинели, ее грубый ворс, жесткие, но нежные ладони освободителя, влажный черный хлеб, который ел, давясь, под одобрительные слова солдат… Магическое слово “фронтовик” произвело на Женю огромное впечатление, он сразу проникся к Степану Звереву полным и безоговорочным доверием и даже любовью. Но высказал свое мнение не торопясь, тихим голосом, как всегда поступал в жизни.

Женя жил в детском доме, получил образование, прекрасно учился, так что учителя и воспитатели души в нем не чаяли. Потом мальчик легко поступил в медицинский институт. Это было чрезвычайно трудно: еще недавно бушевало страшное дело врачей-вредителей, уморивших гениального отца страны товарища Сталина. Эти врачи сплошь были евреями, агентами мирового сионизма, смелая женщина Лидия Тимашук разоблачила проклятых оборотней, но они успели лишить жизни, злодейски “залечить” огромное количество советских людей. Некоторых врачей успели расстрелять, более удачливые получили двадцатипятилетние сроки лишения свободы, но тут оказалось, что произошла ошибка. Врачи никого не убивали. У отважной Лидии Тимашук отобрали обратно орден, которым наградили до этого за успешное разоблачение, но слухи продолжали связывать врачей, евреев и чудовищные убийства, которые они совершают. Только отличный аттестат Жени, прекрасные характеристики из райкома комсомола и великолепно сданные экзамены позволили юноше стать студентом. Большую роль сыграл и концлагерь, в котором ему посчастливилось выжить. Приемная комиссия рассмотрела документы абитуриента Меерзона и приняла его в институт.

Женя начал свой путь в медицине, движимый самыми благородными целями. Но помимо целей идеальных, были и вполне материальные стремления: Женя хотел жить хорошо. Убогая обстановка детского дома, жалкие игрушки, серая, застиранная одежда вызывали у мальчика отвращение; даже через адское пекло концлагеря пронес Женя воспоминания о своем доме, о своей семье, об обильных субботних застольях, когда на столе появлялись прекрасные блюда, состряпанные мамой и бабушкой: рыба-фиш, сырники, овощная икра, гусиные шкварки… Стол был накрыт белоснежной скатертью, горели свечи в старинном семисвечнике, в графине рубиновым цветом переливалось вино, которое давали попробовать и мальчику. Семья была зажиточной, родители — трудолюбивыми. Мама отлично шила, к ней обращались все высокопоставленные персоны, желавшие иметь красивые платья и костюмы, отличного покроя пальто и пиджаки. Отец был сапожником, мастером высокого класса, но для сына он желал иной карьеры. Папа обнимал маленького Женю и певучим голосом рассказывал, как Женя вырастет, как выучится, как станет носить отличные костюмы и лакированные ботинки, золотое пенсне и мягкую шляпу. К Жене будет ходить лечиться весь город, он будет самым уважаемым человеком! И у него будет много денег, чтобы его жена и маленькие детки ни в чем не знали отказа. Папины слова часто звучали в душе мальчика в самые страшные дни заточения в смертельном лагере. Словно волшебное заклинание, повторял он папины обещания и верил, что с ним ничего не случится. Родителей уже не было в живых, их несчастные тела превратились в землю, из которой мы все пришли и в которую все уйдем, но их любовь и надежда продолжали согревать и спасать мальчика. На нарах Женя закрывал глаза, складывал истощенные руки на впалой груди и мысленно представлял себе папино дорогое лицо с черной бородкой, живыми яркими глазами и прекрасной улыбкой. Думал он и о маме, полной и красивой Розе Исааковне, которая подает на стол кушанья мягкими круглыми руками и ласково разговаривает с любимым сыночком… И седая бабушка Двойра протягивает внуку пирожок с вишнями, говоря на идише: “Кушай, маленький красавец, милый мальчик Женечка!”…

Эти картины детства сохранили Жене жизнь в концлагере, позволили не потерять себя в казенной и нищей атмосфере детского дома, от него всегда исходило теплое сияние любимого ребенка.

Быстрый переход