Степан побежал дальше, сравнивая двух девушек, так несправедливо на первый взгляд наделенных природой: одна красивая, светловолосая, синеглазая, нежнолицая, а другая — просто злобный колобок, хоть и старается скрыть свое постоянное недовольство, но у старого разведчика глаз наметанный. Ох, не надо бы Любе дружить с этой бровастой и щекастой Раей, хитрой и цепкой! Так и прыщет из нее зависть, словно разъедающая кислота, а Люба доверчиво льнет к подруге, поди, доверяет ей все свои сердечные тайны. Девушки взяли рюкзаки поудобнее и ускорили шаг, почти побежали, за ними быстро шагали Толик Углов и Руслан Семихатко с несколькими парами лыж. Феликс Коротич нес свой тяжелый груз, а в голове у него то и дело мелькало воспоминание о странном телефонном звонке дяди Коли и тети Вали. Он пытался отвязаться от этой неприятной мысли, твердо решив разобраться со случившимся после того, как вернется из похода. Он постарается узнать — вдруг это Петька и Вовка что-то подозревают, может, это их месть. А потом… Феликс и сам хорошенько не знал, что сделает потом, но что-нибудь он сможет предпринять, это уж точно. У него немного побаливала голова; опять началась перемена погоды, стремительно холодало, и Феликс решил попросить у Жени таблетку аспирина, когда все сядут в поезд.

Ребята гурьбой выбежали на перрон и помчались к девятому плацкартному вагону. Замерзшая проводница злобно проверяла билеты, выхватывая их из рук негнущимися пальцами. Егор Дятлов спокойно и с достоинством подал проездные документы на всю группу, чувствуя себя чрезвычайно важной персоной. Ребята сгрудились у него за спиной. Проводница махнула рукой, пропуская студентов в вагон. Она не любила этих веселых и шумных туристов, от которых весь день не будет покоя ни ей, ни другим пассажирам. И все же они лучше, чем те люди, которые часто едут в обратном направлении: освободившиеся зэки, поселенцы, жители северных селений и городков, вечно пьяные, агрессивные, вороватые, после которых вагон напоминает общественную уборную. Студенты пусть и горланят свои глупые песни, орут и шутят, но хотя бы писают и какают в унитаз, а не на пол и не лезут с объятиями или угрозами к уставшим проводникам. А в общих вагонах вообще творится ад кромешный, когда возвращаются с северных заработков шахтеры, начинающие пропивать заработанные нечеловеческим трудом деньги. Иногда едут в большой город и плосколицые вогулы, которым достаточно шкалика водки, чтобы прийти в невменяемое состояние… В общем, туристы — плохо, но остальные — еще хуже. Лучше всего, вовсе бы не было пассажиров, так и катался бы гулкий пустой вагон по стальным рельсам, туда-сюда, а проводница смогла бы единственный раз за всю сознательную жизнь выспаться и отдохнуть…

Ребята завалились в вагон, затащили багаж и принялись занимать места согласно купленным билетам. Это оказалось делом непростым: все хотели занять верхние полки, чтобы в одиночестве уютно лежать, вытянувшись на покачивающемся ложе, глядя в окошко на пробегающие деревеньки, промышленные городки, густые леса, снежные равнины… Внизу все рассядутся, сгрудятся, а наверху — полное блаженство единоличного пользования местом!

Заняли два купе и еще два боковых места, особо замечательных: там нижнюю полку можно было превратить в два сиденья и прекрасный удобный столик и ехать со всем мыслимым комфортом. Багаж распихали под нижние полки, разместили на третьих полках, под столиками, и свободного пространства почти не осталось. В вагоне народу оказалось очень много, пассажиры в основном были раздраженные и уставшие, хотя поезд отбыл почти вовремя. Все расселись, на минутку притихли, и вот раздался сигнал к отправлению. Через несколько секунд перрон тихонько дернулся и поплыл назад, сначала медленно, а потом все быстрее побежали назад фонари и здания вокзала. Студенты с каким-то смутным сожалением смотрели на то, что они покидали, все почувствовали неопределенную тоску и тревогу, которая сжала горло и сдавила грудь.