Учтем еще, что через Ад — или его абстрагированный «дубликат» — должны производиться все социальные задержки, все поправки нашего поведения, учитывающие реакции других людей, ближайшие и отдаленные. Такую работу мозг производит постоянно, даже во сне, она требует одновременного учета многих обстоятельств и выбора из многих вариантов поведения. Что может быть для этого более подходящим аппаратом, чем лобные доли? Очевидно, они и производят проекцию Ада в будущее.

Очень возможно, что болезненная застенчивость, часто возникающая где-то между подростковым и юношеским возрастом, имеет физиологической подоплекой избыточную, еще не отрегулированную тонкой избирательностью «адопроецирующую» деятельность лобных долей. То, что у подростка бурно «включаются» в работу лобные доли, не вызывает сомнения: именно в это время детская отвлекаемость и непоседливость сменяется усидчивостью и появляется способность надолго удерживать внимание на одном предмете (это, конечно, подготавливалось и всем предыдущим воспитанием). Возникает новый круг удержания эха, более четко связанный с сознательной волей, но все-таки еще в большей мере непроизвольный. Одновременно резко усиливается значимость своего образа в глазах других, повышенная заинтересованность в мнениях и оценках, проявляющаяся в частичной утрате детской непосредственности.

Это нельзя не поставить в связь с половым созреванием — мощным физиологическим стимулом зрелости социальной. Проблема внешности… В душу непрошенно вторгается «обобщенный Другой», «обобщенный Он или Она» и подкарауливает на каждом шагу Адом неодобрения… Раньше, в детстве, был лишь зачаток этого: для стойкого пребывания в мозгу Другого не было еще достаточно созревших нейронных цепочек. Другой внутри нас — это и есть оценка.

Определенно, некоторая доля застенчивости нужна; когда ее нет, дело скверно. Мне не приходилось встречать ни одного нормального подростка или юношу, самооценка которого при всех наслоениях внешней бравады не была бы заниженной. Правда, «сверху» на это накладывается еще и диссонанс между проснувшимся стремлением к самостоятельности и фактически полной зависимостью — но кто отделит одно от другого?..

Видимо, и при некоторых патологических состояниях лобные доли работают слишком сильно, неуправляемо сильно… Человек не «сходит с ума», а, наоборот, слишком «входит» в ум, и, быть может, расковывающее действие рюмки вина связано с химической блокадой лобно-подкорковых связей: маленькая кратковременная модель отсечения «лишних» лобных долей…

Понятнее теперь и то, почему высокий творческий потенциал столь часто сочетается с явной избыточностью отрицательных эмоций, а самая легкая степень лобной недостаточности (при болезнях или после операций) проявляется в утрате творческого компонента способностей. Человек может прекрасно справляться с прежней работой, сохранять все профессиональные навыки и даже повышать свою производительность — и, однако, с принципиально новой задачей он уже не совладает; специальность, требующую новых подходов, не освоит и ничего никогда не изобретет.

В сущности, так же, но более тонко проявляется легкая лобная недостаточность у так называемых «салонных дебилов». Эти люди, не столь уж малочисленные, могут иметь великолепную память, быть весьма образованными, практичными и хитрыми, проявлять недюжинные частные способности, например ораторские, шахматные или музыкальные, однако обнаруживать блистательную неспособность во всем том, что требует принципиально новых, не встречавшихся им ранее типов решений. Все типы решений они заимствуют у других, иногда очень ловко. В компании такой человек может быть интересным и очаровательным собеседником, покуда не выясняется, что это человек — пластинка.