Он пошел дальше, Фиона – за ним.

– Наверно, у него был фонарик, – сказала Фиона, когда кусты окружили их стеной, сомкнувшись ветками над их головами. Теперь Беррокал дымил прямо Фионе в лицо, и она постаралась затаить дыхание, пока они не вышли опять на открытое место.

– Не думаю, чтобы Мартина пошла со своим убийцей, если бы у него не было фонарика, – откликнулся Беррокал. – Следов борьбы ни на дороге, ни на тропинке не отмечено.

– Что у нее было на ногах?

Беррокал обернулся с улыбкой, словно поощряя умную ученицу.

– Сандалии без каблуков. Вероятно, она сама по доброй воле пошла в ловушку.

Пройдя сквозь кусты, они оказались на маленькой полянке. С одной стороны тропинку прикрывала пара фантастически искривленных олив. На краю полянки стоял одинокий полицейский в форме. Заметив людей, он было двинулся к ним, схватившись за кобуру, но узнал Беррокала, отдал честь и отступил в сторону. Место преступления было огорожено потрепанной и поблекшей, до боли знакомой пластиковой лентой. Фиона сразу заметила красные пятна на тропинке и рядом, на траве – единственное свидетельство совершенного тут преступления. Неуместным казалось здесь громкое пение птиц, перекрывающее даже отдаленный гул машин. Фионе было трудно удержаться от размышлений о том, что жизнь продолжается, несмотря на разыгравшуюся всего в нескольких ярдах трагедию.

После случившегося с Лесли, когда Фиона бродила по улицам городка, где это произошло, ее поражало, как люди могут жить, словно ничего не случилось. Конечно, это не имело к ним непосредственного отношения. Но и тогда, и теперь Фиона не сомневалась в том, что общество имеет таких преступников, каких оно заслуживает. Жестокость, насилие не появляются из ничего; их семена зреют в других более распространенных преступлениях. У стражей порядка такая точка зрения не находила понимания, и Фиона держала свои мысли при себе, когда работала с полицейскими.

Не сказав ни слова, она огляделась, но ничего особенного не увидела. А говорить банальности не было настроения.

Гася каблуком сигарету, Беррокал указал ей на следы крови.

– Она лежала не в луже крови, а рядом. Это подтверждает версию, что он стоял сзади, когда перерезал ей горло. К счастью, смерть наступила мгновенно, как говорит патологоанатом. Потом, похоже, он отступил, и она упала.

– Повреждения влагалища посмертные? – спросила Фиона.

– Да. По‑видимому, он стоял перед ней на коленях, потому что трава примята с обеих сторон. Трусики он разрезал, возможно, тем же орудием. На них остались следы крови. Потом он разбил бутылку из‑под вина и… – Беррокал кашлянул. – Затолкнул ее во влагалище. С силой затолкнул. И несколько раз. Осколки стекла справа, так что он правша.

Фиона отошла в сторону и остановилась на том месте, где должен был стоять убийца, чтобы взглянуть на место его глазами.

– Я уже говорила о том, что меня больше всего приводит в недоумение. Надругательство над трупом. Это необычно. И никаких сексуальных домогательств, пока девушка была жива. Он был нацелен на убийство. Больше его ничего не интересовало.

Беррокал кивнул.

– Думаете, это важно?

– Характерно для человека, который чувствует себя слабым. Опыта у него тоже нет. Зато злости хватает. Когда буду сравнивать с другими убийствами, обращу на это внимание.

Фиона поддернула брюки и склонилась над местом убийства. Собственно, это было ни к чему. Она мало что получала, осматривая место преступления. Ни разу ей не удалось найти ничего такого, чего, не было бы в полицейских отчетах. Однако от нее ждали интереса к месту преступления, и едва ли не из суеверия Фиона решила, что легче пойти навстречу полиции, чем начинать совместную работу с недоверия.