|
Мы с ним одни в дальнем конце лаборатории, все остальные толпятся ближе к двери, где (по всей видимости) выставлены более интересные образцы волос геперов. — Фальшивка, — шепчет он. — Эти ногти? Он качает головой: — Нет, экскурсия. Весь этот тренировочный период. Я присматриваюсь к нему. Я впервые вижу его так близко, и оказывается, что он старше, чем я думал. Волосы тоньше, морщины глубже, спина сильнее сгорблена. — Зачем нам тренироваться? — мрачно произносит он. — Просто пустите нас к геперам. Мы сожрем их за минуту. Нам не нужны тренировки, у нас есть инстинкт, есть голод. Что еще нужно? — Нужно подождать. Насладиться моментом. В ожидании — половина удовольствия. Теперь он разглядывает меня. Я чувствую, как его глаза буквально втягивают меня. Затем взгляд становится одобрительным. Я наблюдал за ним со вчерашней ночи. Он выделяется из всех, и теперь я понял почему. Ему не хочется здесь находиться. Все остальные (за исключением меня, разумеется) в восторге, они в прямом смысле выиграли то, о чем всю жизнь мечтали. Но он идет неохотно, едва волоча ноги, его глаза не горят тем светом, что у остальных, и у него на лбу большими буквами написано: «Я не хочу быть здесь». Короче говоря, он выражает все то, что чувствую я. Мне в голову приходит мысль, но я тут же ее отбрасываю. Он не может оказаться гепером. Настоящий гепер (вроде меня) скрывал бы свои чувства (как делаю я), а не вывешивал бы, как грязное белье, на всеобщее обозрение. Я изучаю его — его скованную, выдающую проблемы с суставами и возраст походку, — и неожиданно до меня доходит, почему он так мрачен. Он понимает, что у него нет шансов. Он не сможет конкурировать с молодыми охотниками. К тому времени, когда он доберется до геперов, на его долю не останется даже костей. Эта Охота для него — сплошная пытка: подобраться так близко и при этом оставаться так далеко. Ничего удивительного, что он в таком настроении. Он как голодный, пришедший на пир и знающий, что ему не достанется даже крошек. — Тут происходит намного больше, чем кажется, — говорит он, по-прежнему склонившись над стеклянной тарелкой. Я не знаю, что сказать, а потому жду продолжения. Но он умолкает и присоединяется к остальным. Я остаюсь в одиночестве. После лабораторий на третьем этаже мы поднимаемся на четвертый. Его проходим довольно быстро — там нет ничего, кроме пустых аудиторий, в которых стулья подняты на столы. В дальнем конце — лекционный зал. Мы заглядываем в дверь. Затхлый воздух пахнет пылью. Никому не приходит в голову туда зайти, и мы двигаемся дальше. В конце концов мы попадаем на последний этаж — пятый. Весь он занят центром управления. Это шумное и оживленное место — разительно отличающееся от вымерших нижних этажей. Очевидно, что это центр всего Института. Повсюду мерцают экраны мониторов. Сотрудники с папками в руках снуют между столами и компьютерными терминалами. Все они мужчины, одеты в темно-синие однобортные пиджаки с заостренными лацканами и двумя разрезами сзади, узкие, подогнанные по фигуре. Пуговицы на пиджаках излучают тусклый ртутный свет. Наше появление не остается незамеченным, и некоторые украдкой кидают на нас любопытные взгляды. В конце концов, мы Охотники. Мы те, кому повезет попробовать плоть и кровь геперов. Вместо бетона стены центра управления представляют собой огромные окна от пола до потолка, дающие практически полный обзор окружающих земель. Отсюда кажется, что мы висим в воздухе над залитой лунным светом равниной. Наша группа направляется к окнам, выходящим на восток. |
