Его светлость в данное время один.
Через некоторое время дворецкий впустил Андрину в ту же комнату, где произошла ее первая встреча с герцогом.
Она уже понимала, что выглядит совсем иначе, чем та робкая девица в самодельном платье, настаивавшая на свидании с покойным папашей его светлости. Стараниями мадам Бертин Андрина превратилась в женщину, как ей самой казалось, разодетую с праздничным великолепием.
Так как Андрина была худенькой и необычайно стройной, то ей пришлась впору модель, которую мадам Бертин создала только накануне для показа своим клиенткам и которой особенно гордилась.
Две ткани, густо-лиловая и нежно-голубая, сочетаясь вместе, не могли не радовать глаз, а фасон был истинно новаторским — с высоко поднятой талией, с пышными рукавами до локтей, щедро украшенный отделкой.
Сейчас это был последний крик моды. Так как за время долгой войны с Наполеоном украшения и кружева из Лиона и прочих мест Франции были недоступны, то теперь создатели дамских нарядов обилием оборок и рюшей как бы возмещали прежний аскетизм.
Леди Эвелин уже успела проинструктировать ухаживающую за Андриной горничную, как следует укладывать волосы разными способами, поэтому Андрина была уверена, что появилась перед герцогом в наилучшем виде.
Это придало девушке храбрости, когда дворецкий распахнул перед ней двери библиотеки и объявил еще громче и торжественней, чем в первый раз:
— Мисс Мелдон, ваша светлость.
Герцог сидел в глубоком кресле и читал газету. Он поднял голову, когда вошла Андрина, и довольно долго бесцеремонно рассматривал ее, прежде чем подняться ей навстречу.
Она проделала путь от двери до середины комнаты, стараясь ступать уверенно, вскинув подбородок и решив не поддаваться влиянию его завораживающего, действующего гипнотически, недоброжелательного взгляда.
Самоуверенность его манер вызывала у Андрины неприятие, как бы она ни убеждала себя, что должна быть ему благодарна. За поступки — да, но никак не за его манеры.
— Вы хотели видеть меня? — спросил он, не спуская с нее глаз.
— Я знаю, что вы, ваша светлость, не желаете, чтобы вас утомляли излишними деталями, — начала Андрина и тут же почувствовала, что ей почему-то не хватает дыхания. Вероятно, на нее действительно так действует герцогский взгляд.
Она глубоко вздохнула и продолжила:
— Но я подумала, что должна сказать вам…
Тут она была вынуждена вновь глубоко вздохнуть.
Герцог молчал.
— Ее милость леди Эвелин и я истратили сегодня очень много денег на покупку нарядов. Я уверена, что мы не превысили сумму, которую можно будет выручить от продажи ожерелья, но в то же время предстоят еще другие траты… а я не хотела бы быть в долгу у вашей светлости.
— Вас это беспокоит?
— Как я уже говорила однажды, — ответила Андрина с достоинством, — мы не должны быть для вас обузой. И я прошу вас сказать мне, когда надо будет остановиться в тратах.
Герцог никак не отреагировал на ее слова, и Андрине пришлось продолжить тягостное объяснение самой.
— Я не знаю, что мне сказать леди Эвелин по поводу ее собственных заказов. Она всем портнихам, как и во всех модных лавках, говорила, чтобы счета посылались к вам, но я собираюсь оплатить покупки леди Эвелин так же, как мои собственные.
— Не будет ли это чрезмерным расточительством? — произнес герцог, причем говорил он таким тоном, что Андрина сразу же почувствовала насмешку. — Даже пятьсот фунтов, если таков будет доход от продажи вашего ожерелья, нельзя растянуть на целую вечность.
— Но на два месяца можно! — заявила Андрина. — И, разумеется, мы оплатим бал, по крайней мере — шампанское и оркестр.
На лице герцога ясно читались следы душевной борьбы. |