На это же, только на несколько минут раньше, обратив внимание и Найл. Подумал и сразу встревожился. Не то, что бы ему очень уж нравился подобный вид транспорта, но гужевые ведь больше ничего не умели, и лишать их единственного способа зарабатывать себе на жизнь было бы жестоко. Правитель, расхаживающий по городу пешком, невольно подавал дурной пример.

«Завтра же снова сяду в повозку, тем более и нога что-то опять разболелась… будь, что будет… да, и не забыть про освещение в школе…»

Но мысли Найла то и дело возвращались к рассказанному Истой. Это было очень, очень странно, и, главное, никак не вписывалось в уже сложившуюся в его представлении картину. Не могли же смертоносцы не замечать, что творится у них буквально под носом? Даже если таких, как это учительница, немного, все равно кто-то из них рано или поздно бы попался, вызвал подозрение, и тогда проверили бы всех. Нет, здесь явно что-то не так…

Найл хорошо помнил свои ощущения от соприкосновения с разумом рабов — тех, кто не был полным идиотами. Он тогда еще подумал, что они поживее. Поживее — только и всего. Совсем другое дело Иста: она полноценный человек, интересный и развитый. С другой стороны, ее внешность. Да и рассказ о том, как она научилась читать, звучит довольно правдоподобно: слуги жуков ведь так беспечны. С них станется научить читать ребенка рабыни пауков, даже не задумываясь о последствиях.

Затем Иста говорила, что нашла книги. В заброшенных домах чего только нет, и бегают дети рабов, где хотят: никто не обращает на них внимания — слишком уж их так много. Впрочем, как и взрослых… стоп! Найл, кажется, понял, почему смертоносцы действительно могли ничего не заметить. Они просто, вообще, не интересовались рабами: с их точки зрения это были человеческие отходы, испорченный материал, предназначенный для самой грубой, примитивной работы; к тому же вполне подходящий, чтобы иногда с удовольствием перекусить. Потому и кормили рабов до отвала. Разве есть кому дело до того, о чем думает твоя потенциальная еда?

За все время, пока Найл сам расхаживал в костюме раба, ни один смертоносец не попытался заглянуть в его сознание. И понятно: чего стоящего там можно было обнаружить?

Ну и плюс некоторая осторожность: отец Исты, по ее словам, ничего не знал. Еще, наверняка, из поколения в поколение передавались какие-нибудь приемы, секреты, позволявшие оставаться незаметным, не обращать на себя внимания. Да, конечно: у семьи Найла ведь тоже существовали свои хитрости, которые помогали прятаться от смертоносцев, и кто знает, ни убей Найл случайно одного их пауков, возможно, об их существовании до сих пор никто бы и не догадывался…

Он уже совсем засыпал когда неожиданно ощутил прикосновение чужого разума. Найл мгновенно вскочил, сердце бешено стучало, как это всегда бывает, если застанут на грани бодрствования и сна, и, конечно, же все испортил: тот, кто пытался проникнуть в его сознание, уже отступил. Хотя не совсем так. Похоже, проникать никто не собирался. Ни проникать, ни даже заглядывать: кто-то всего лишь осторожно обозначил свое присутствие и сразу исчез.

Напрасно Найл в течение нескольких минут напрягал память: полная пустота, словно ничего и не произошло; однако смутная тревога не проходила, заставляя пробовать еще и еще. И по мере того, как — одна за другой — предпринимались бессмысленные попытки, становилось все более и более не по себе.

Ведь и мысли, непременно, должны оставлять хоть какой-нибудь след. Например, от контакта с убийцей, подосланным Магом, осталось ощущение, напоминающее неприятный запах. И люди, и пауки, как внешне, так и на уровне мысли легко различимы: на этом основана система телепатического общения. Сегодняшний же контактер пожелал остаться неузнанным. Кому и зачем это нужно…

Воспоминания, одно мрачнее другого, так и лезли в голову: охотничья сороконожка, которую подослал Найлу когда-то Смертоносец-Повелитель, невидимые нападки Мага, теперь еще вот этот взрыв.