К Найлу в считанные секунды вернулось спокойствие, а когда восстановилось равновесие, то происходящее уже не представлялось столь ужасным. Стало совершенно ясно: если бы Смертоносец-Повелитель по-настоящему хотел его уничтожить, он не стал бы играть с ним, как это делал сейчас: то отрывал от пола и поднимал в воздух, то сжимал с такой силой, что становилось нечем дышать.

Как ни странно, подобные попытки запугать, полностью лишить жертву силы воли, приводили к обратному результату: боль, которую испытывал Найл, помогала ему избегать прямого контакта с нападавшим.

Нет, убивать Найла не собирались — всего лишь прощупывали, изучали, потому что живой он гораздо интереснее.

Смертоносец-Повелитель был настолько уверен в безграничности своей власти над Найлом, что совершил ошибку, отпустив пока человека, чей ум показался ему развитым немного выше нормы…

Еще одно яркое воспоминание — суд над шестью смертоносцами, продолжавшими, несмотря на запрет, преследовать и поедать людей. Это посещение во многом стало для Найла своего рода откровением: он был впервые введен в общую сеть сознания пауков и наконец понял, каким образом осуществлялся контакт между ними. У пауков не было имен, и узнавали они друг друга по индивидуальному телепатическому импульсу. Кстати, тогда же выяснилось, что смертоносца невозможно казнить, если он сам считает себя невиновным, и неудивительно: его боль почувствуют все находившиеся с ним в контакте пауки. Они будут просто вынуждены разделить чужие страдания. Так вот, один из приговоренных ни за что не захотел признавать себя виновным, и как ни настаивал Смертоносец-Повелитель, как ни давили — в прямом смысле — на него сородичи, не пожелал расстаться с жизнь, предпочтя позор смерти. В конце концов, сопровождаемый презрительными взглядами, смертоносец был изгнал из зала заседаний и из города вообще.

«Отныне ты вне закона, и теперь с тобой может расправиться любой, кто пожелает. Я это разрешаю…» — такими словами проводил его Смертоносец-Повелитель…

Черный фасад здания, как всегда, настроения не прибавил. Найл знал, что ему сейчас предстояло нырнуть из солнечного весеннего дня в пыльный полумрак затянутых тенетами помещений. Тем более, что правителя там не очень-то желали видеть. Атмосфера, пусть сдерживаемого, но все же осуждения, проявилась сразу, как только по безмолвному приказу Дравига распахнулись обе створки высокой массивной двери. Однако Найл, словно бы ничего не замечая, упрямо двинулся вверх по черной мраморной лестнице.

На четвертом этаже перед входом в священный зал заседаний находились два бойцовых паука и служительница в черном. Она стояла навытяжку, а глаза ее, как того требовал устав, даже не шевельнулись в сторону проходящего мимо правителя. И Найл подумал, что еще вчера все это великолепие носило больше парадный характер: любой взрослый смертоносец ни в какой охране до сих пор не нуждался…

Пятый этаж, шестой, седьмой… — Найл почувствовал, как заныло ушибленное позавчера колено — восьмой, девятый, одиннадцатый… Благодаря идущему сзади Дравигу, Найл знал, что остался всего один.

«Всего…» — Найл мысленно себя одернул. Дравиг ведь не отставал, а чего это ему стоило — в его-то возрасте — можно было только гадать. Не придумав ничего лучше, Найл остановился и принялся возиться с застежкой от плаща, давая время Дравигу, а заодно и себе передохнуть.

Площадка двенадцатого этажа заметно отличалась от предыдущих. И те тоже были пыльными и запущенными, и там также чувствовался резкий контраст между привычками и предпочтениями людей и пауков: вторые как раз любили находиться в подобных жилищах, однако здесь, на двенадцатом, ощущалась особенная заброшенность.