Оставался еще один способ уладить дело.
Молодому провинциалу было предложено принести свои извинения г-ну барону Эктору де Равенну в письменной форме и отнести все случившееся на счет состояния опьянения, в котором он, г-н Ален Монпле, пребывал в момент, когда им было нанесено оскорбление.
Однако при этих дерзких словах, произнесенных одним из секундантов г-на барона Эктора де Равенна, Ален Монпле поднялся с достоинством, которого от него не ожидали, и с улыбкой объявил друзьям своего противника, что он согласен драться на шпагах, и на следующее утро, в назначенный час, явится с двумя приятелями на аллею Ла-Мюэтт.
Двое молодых людей, уже начинавших посмеиваться над Аленом Монпле из-за его невежества, увидели, что за этим невежеством таится отвага, и, перед тем как уйти, попрощались с нашим героем с учтивым почтением, которое неизменно внушают людям мужественные натуры. :
В это самое время Ален Монпле ждал двух приятелей к завтраку.
Приятели пришли в урочный час.
Гостеприимный хозяин поведал им свою историю.
Это были довольно вульгарные люди, как и прочие знакомые, которыми Ален обзавелся в Париже, но у них все же был опыт в такого рода делах, и они подтвердили своему подопечному — Ален Монпле попросил их быть его секундантами, — что секунданты его противника сказали ему чистую правду.
Оставалось выяснить, что представляет собой Алан Монпле со шпагой в руке.
Некий учитель фехтования прославился в Париже своими уроками самозащиты, как он сам их называл; благодаря этим урокам он, возможно, спас жизнь двум десяткам дуэлянтов, плохо владевших шпагой или еще не державших ее в руках.
Этого учителя фехтования звали Гризье.
После завтрака друзья отправились на улицу Предместья Монмартр, в дом № 4.
Именно там известный мастер проводил свои занятия.
Один из секундантов Монпле был учеником Гризье.
Он рассказал учителю о том, что произошло.
— О! — вскричал тот. — А вот и наш молодой человек!
— Да, это я, — сказал Монпле.
— И вы никогда не держали в руках рапиру?
— Никогда!
— Вы боитесь?
— Чего?
— Что вас ранят?
— Да мне, — щелкая пальцами, ответил Ален, — мне на это наплевать. (Впрочем, мы не вполне уверены, что он сказал: «Мне на это наплевать»). Учителю доводилось видеть столько юнцов, готовых ринуться в бой, что он мог делать психологические заключения об особенностях различных характеров.
Гризье признал, что любая опасность, сколь бы грозной она ни была, нисколько не пугает этого дикаря, как тот и сам утверждал.
— Вы желаете, — спросил мастер, — научиться у меня владеть шпагой так, чтобы вас не убили или чтобы вы отделались легкой царапиной?
— Я сомневаюсь, что мне удастся отделаться легкой царапиной, — ответил Ален, — ведь я ударил человека.
Гризье покачал головой.
— Скверная привычка, сударь! — заявил он. — Вообще-то воспитанные люди обмениваются лишь ударами шпаги.
— Да, я узнал об этом вчера. Но дело в том, что я не воспитанный человек, а простой крестьянин.
— Черт побери!.. Ну, и чего же вы хотите? Мне сказали, что вы собираетесь драться с господином Эктором де Равенном, а это известный фехтовальщик, один из лучших в Париже; вы же не станете требовать, чтобы я за один день подготовил вас настолько, что вы сумеете его убить, ранить или обезоружить?
— Я ничего не требую, кроме одного: не быть посмешищем во время дуэли. Поставьте меня быстрее в боевую позицию, больше я ничего у вас не прошу.
— Известно ли вам, что то, о чем вы просите — это верное средство ускорить вашу гибель?. |