Можно также представить себе, с каким восторгом, вознося хвалу Господу, охотник расцеловал мальчика, которого он уже не надеялся увидеть в живых.
— Как же ты оттуда выбрался, бедный милый малыш? — спросил он.
Мальчик указал ему на старого боцмана. Алену все стало ясно.
— А! — воскликнул он. — Значит это вы, боцман Энен, были в лодке, которую мы видели?
— Черт побери! Я и Жанна Мари, вернее Жанна Мари и я, ведь это она, разузнав все, поняла, что маленький бесенок погнался за тобой.
— Почему же вы сразу не причалили к нам? Вы бы оказали мне услугу, избавив от жуткого прыжка в воду!
— Почему? Да если бы ты не был отъявленной сухопутной крысой, гуляющей по отмелям ради своего удовольствия, не заботясь о том, что творится вокруг, ты бы знал, что в двух льё от берега, к востоку от устья Виры, проходит сильное течение, и оно несется в сторону взморья.
— О! Теперь мне это известно, — сказал Ален, — и, уверяю вас, я никогда этого не забуду!
— Так вот, я хотел обойти течение стороной. Слушай, я прекрасно тебя видел, ты топтался на своей гранитной подставке, размахивая флагом бедствия, но, чтобы добраться до вас обоих, надо было обогнуть отмель, а тебе было невтерпеж! Нет, ты не соизволил подождать, пока старый белый медведь Энен подоспеет и спасет тебя.
Ален крепко пожал руку боцмана.
Когда все прояснилось, и не осталось никаких вопросов, Жанну Мари и Алена известили о загадочной и неожиданной кончине Тома Ланго.
Дядюшка, как нам известно, не слишком жаловал бедную Жанну, и все же, узнав о его смерти, женщина не смогла удержаться и заплакала.
— Право, у тебя слишком много слез, милая Жанна! — воскликнул Ален. — Если ты не хочешь, чтобы Бог наказал тебя, прибереги слезы для другого случая. Что до меня, — весело прибавил охотник на водоплавающую дичь, — то я не желал Ланго смерти, но раз его угораздило так кстати повеситься, я признаюсь, что мне, к моему великому сожалению, нисколько его не жаль.
Все засиделись в доме моряка допоздна, и Ален вернулся в Шалаш лишь около одиннадцати часов вечера.
На следующий день жители деревни узнали истинную причину смерти Ланго. Мировой судья, призванный, чтобы составить протокол о самоубийстве,
нашел на постели бакалейщика гербовую бумагу.
Это была повестка в гражданский суд Сен-Ло; в ней значилось, что Ришар предъявляет Тома Ланго иск на сумму в сто тысяч франков.
Адвокат оставил за собой право изложить в свое время и в надлежащем месте причины этой претензии.
Очевидно, накануне или днем раньше Ришар явился в Мези и нанес ростовщику один из своих традиционных визитов. Ланго надоели вечные притязания адвоката, и он отказался платить.
Тогда, чтобы напугать скупца, Ришар оставил у него повестку, попавшую в руки представителя правосудия.
Ланго обезумел от страха.
Дело Монпле было не единственным грехом на его совести; ростовщик решил, что эта жалоба повлечет за собой множество других, и проклятия со всех концов деревни обрушатся на его голову.
Людские проклятия не особенно волновали Ланго, но за ними ему мерещился суд присяжных.
К тому же в векселях Монпле, хранившихся среди личных бумаг ростовщика, имелись приписки.
Тома Ланго, как уже было сказано, потерял голову от страха и повесился.
Вот что произошло за эти три месяца: смерть Косолапого не только свела на нет претензии Ришара, но вследствие ее адвокат оказался во власти Монпле — завладев бумагами, попавшими в руки ростовщика, Ален без труда вынудил Ришара вернуть ему остальные векселя.
Эксперты, основательно изучившие эти документы, признали, что подлинная сумма, взятая взаймы Монпле, составляет тридцать семь тысяч пятьсот франков. |