– Может, встретимся завтра перед операцией? Я сейчас как раз работаю над делом "Дамбалла".

– Дамбалла? – Спэн помнила, что это имя как-то связано с вуду.

– "Дамбалла Энтерпрайзис". Так называется компания Ракстроу. Завтра я вам все расскажу.

– Где и когда?

– Сбор назначен на семь. Как насчет встречи в 6.15 в актовом зале?

– Я буду.

– Отлично. Захватите очки. Читать придется много.

* * *

23.56

– Опять один, Роберт? – спросил Авакумович.

– А, Джозеф, – Деклерк отвернулся от окна. – Я как раз думаю о завтрашней операции.

– Я не мешаю?

– Нет, что ты. Наоборот.

Близилась полночь, и комнату наполняли причудливые тени от лампы. Стол был завален отчетами, компьютерными распечатками и записками самого Деклерка. На нем оставалось место только для фотографии в серебряной рамке. Русский взял фото и посмотрел на женщину.

– У нее умные глаза, – сказал он, – и очень красивое лицо.

– Да, мне с ней повезло.

Что-то в его голосе привлекло внимание Авакумовича. Он поглядел на суперинтенданта более пристально. Деклерк выглядел плохо: морщины, синие круги под глазами. Угол рта дергался, хотя он пытался это сдержать. Казалось, что он в любой момент готов рухнуть под навалившейся на него тяжестью. Но больше всего русскому не нравилась ирония в голосе друга.

Он бережно вернул фотографию на место, поставив ее так, чтобы Деклерк мог видеть женщину. "Единственная проверка дружбы, – подумал он, – это окажется ли друг рядом, когда он тебе нужен".

– Можно сказать прямо?

– Говори, Джозеф.

– Ты слишком жесток к себе.

– Смешно. То же самое утром говорила мне Дженни.

– Ты слишком много берешь на себя. Я ведь так же сильно хочу поймать этого типа.

– Наверное.

– Так раздели этот груз со мной! Охотник задирает тебя, потому что ты главный его противник. Он вел бы себя так же, если бы на твоем месте сидел кто-то другой. Разве ты не видишь, что он только и хочет, чтобы ты вышел из себя и играл в обороне, если тут уместен шахматный язык.

– Может быть.

– Роберт, попробуй меня понять. Удары Охотника по тебе ранят и меня. Я ведь тоже полицейский, хоть и не в форме. Для меня много значат и Конные, и ты сам. Помнишь, когда я оказался здесь, совсем один? Тогда ты пришел ко мне на помощь. За мной долг, Роберт, и я хочу его уплатить. Позволь мне работать с тобой и взять на себя часть твоего груза.

Несколько минут суперинтендант молчал. Потом он встал, положил руку на плечо Авакумовича и подвел его к стене. Теперь бумаги покрывали ее в несколько слоев.

– Видишь, Джозеф? Что со всем этим делать?

Авакумович улыбнулся:

– Есть два предложения. Во-первых, предложить всем продавцам пленки для "Поляроида" записывать фамилии покупателей. Раздать им список подозреваемых и дать телефон штаба.

– Отличная идея. А второе?

– У меня для тебя подарок ко дню рождения. Посмотри и скажи, что ты об этом думаешь.

«Ну и память!» – подумал суперинтендант.

– Пошли. Он у меня в лаборатории.

Деклерк отправился с ним в подвал. Комната была погружена в темноту; только на столе горела лампа, освещая большой микроскоп и стеклянную ванночку рядом с ним.

– Смотри. С днем рождения.

Деклерк заглянул в микроскоп и увидел тускло-черную щепку.

– Это я нашел в лобковой кости Лиз Грейнер, – сказал сзади Авакумович.