– Ма’алейк, тебе никто не причинит зла, волчонок, – пожал плечами лорд Уинтер в ответ на испуганный взгляд. – Иди выпей моего кофе. – Если лорд Уинтер ожидал, что за свое радушное предложение будет вознагражден хоть каким-то дружелюбием или признанием со стороны своего слушателя, то он ошибался. Юноша, по-видимому, оказался недоверчивой натурой и продолжал молча стоять среди призрачного хаоса бумаг. – Аллах! – Арден отвернулся. – Тогда продолжай грабеж. Господь всемогущ!

– Лорд Уинтер! – торопливо воскликнул мальчик на чистейшем английском языке. – Я не вор!

Звук собственного имени и плавная английская речь в устах необразованного оборванца из пустыни произвели на Ардена такое пугающее впечатление, что ему стало не по себе и, приподняв бровь, он оглянулся назад.

– Милорд, вы отдадите меня консулу? – в отчаянии спросил мальчик.

– Мне безразлично, даже если ты украдешь весь хлам, который сможешь унести, – ответил лорд Уинтер, тоже перейдя на английский. – Но совершенно очевидно, что ее верные слуги уже растащили все до последней ложки.

– Я не ворую! – настаивал мальчик.

– Как скажешь, – скептически кивнул лорд Уинтер, прислонясь к дверному косяку.

– Консул…

– Дорогое дитя, если ты полагаешь, что я докладываю все, что знаю, таким, как мистер Мур, ты сильно ошибаешься во мне. Могу сказать, он очень удивился бы такому предположению. Английскому тебя научила леди Эстер?

– Да, господин, – после некоторого колебания ответил по-арабски мальчик. – Хвала Аллаху.

– Вижу, она добилась необычайного успеха. Как долго ты пробыл у нее в услужении?

– Много лет, господин, – пробормотал мальчик, снова оробев под градом настойчивых вопросов, и опустил голову.

По голосу и безбородому лицу подростка Арден заключил, что ему не больше пятнадцати лет, а может, и того меньше. Мальчик был выше, чем обычно бывают дети бедуинов, тонкий, как тростник, с печальным, распухшим от слез лицом и золотистой, как солнце, кожей. Но он обладал характерным изможденным видом жителя пустыни, и все в нем от маленьких, изящных рук под выношенными обшлагами до двух локонов, свисавших вдоль щек к самым плечам – символа молодого кавалера-кочевника, – и огромного кривого кинжала, привязанного к поясу, говорило, что он бедуин.

– Давай, маленький волк, возьми у меня кофе, и благословит тебя Господь. – Арден чувствовал к нему расположение, но лишь по той причине, что мальчик – бедуин и тем самым принадлежал к самому свободному на свете народу.

Мальчик, видимо, не собирался принимать его предложение; из-под влажных ресниц он смотрел на виконта полными слез, пугливыми, как у газели, глазами. Лорд Уинтер не умел утешать плачущих, так как ему мало приходилось иметь дело с детьми, а женского общества он настойчиво избегал, питая определенное презрение к нему вообще и неистовое отвращение к тому сорту увядающих, пахнущих цветами молодых английских леди, которые так часто угождали ему в надежде, что он, быть может, исполнит свой долг аристократа и выберет одну из них себе в жены. Но, глядя на дрожащие губы и наполняющиеся слезами глаза, он боялся, что вскоре придется играть роль утешителя.

– Сын волка, не хнычь – ты же араб! – приказал он, чтобы предупредить неминуемо надвигающийся поток слез.