– Причем то, как кандидаты воспримут такую задачу, не менее важно, чем то, как они сумеют ее решить.

– Давай‑давай, – сказала она.

– Если простое число…

– Постой! «Простое число» – это какое?

– Которое делится только само на себя и на единицу.

– Ага.

У нее по‑прежнему не было в лице того отсутствующего выражения, какое обычно появляется у женщин, стоит разговору зайти о числах, и я продолжал:

– Часто бывает, что простые нечетные числа следуют подряд. Например, одиннадцать и тринадцать. Семнадцать и девятнадцать. Двадцать девять и тридцать один. Понимаешь?

– Понимаю.

– А существуют примеры трех последовательных нечетных чисел, которые все были бы простыми?

– Нет конечно, – сказала она и поднесла стакан с пивом ко рту.

– Ага. И почему же?

– Думаешь, я совсем дура? В числовом ряду из пяти последовательных чисел одно из нечетных обязательно кратно трем. И что дальше?

– Дальше?

– Ну да, в чем тут логическая задача?

Она сделала большой глоток пива из стакана и посмотрела на меня с нескрываемым, нетерпеливым любопытством. В «Майкрософте» кандидатам дается три минуты на то, чтобы привести доказательство, которое она дала за три секунды. В среднем эту задачу решали пятеро из ста. И я думаю, что я влюбился в нее именно поэтому. Помню по крайней мере, что я написал тогда на салфетке: ПРИНЯТЬ.

И я знал тогда, что могу влюбить ее в себя, только пока мы оба сидим, что, как только я поднимусь, очарование будет разрушено. Так что я продолжал говорить. И говорить. Говоря, я дорастал до метра восьмидесяти пяти. Говорить я умею. Но она перебила меня, едва я разошелся:

– А ты любишь футбол?

– А… а ты? – растерялся я.

– Завтра «Куинз Парк Рейнджерс» играет против «Арсенала» в Кубке Лиги. Есть интерес?

– Еще бы, – ответил я. Имея в виду интерес к Диане – к футболу я совершенно равнодушен.

В шарфе в синюю полоску она кричала до хрипоты в лондонском осеннем тумане на Лофтус‑роуд, пока ее маленькую жалкую команду, «Куинз Парк Рейнджерс», метелил как хотел большой дядька «Арсенал». Я не мог отвести взгляда от ее страдальческого лица и понял из всей игры только то, что у «Арсенала» шикарный прикид, белый с красным, а у «Рейнджерс» – белый в синюю полоску, отчего игроки напоминали бегающие карамельки.

В перерыве я спросил, почему она не выбрала сильную команду вроде «Арсенала», имеющую все шансы на победу, вместо этих комичных статистов, «Рейнджерс».

– Потому что я им нужна, – ответила она. Совершенно серьезно. Я им нужна. Теперь я понимаю мудрость этих слов, которую тогда не уловил. И, рассмеявшись чуть воркующим смехом, она опорожнила пластиковый стакан с пивом. – Они как беспомощный младенец. Посмотри на них. Они такие лапочки.

– И в ползунках, – сказал я. – «Пустите ко мне малых сих». Это что, твой девиз?

– Хм, – ответила она, склонила голову набок и глянула на меня, широко улыбнувшись. – Пожалуй.

И мы оба засмеялись. Легко и непринужденно.

Результатов матча я не помню. Впрочем, нет, как же: поцелуй возле строгого кирпичного пансионата для девушек «Шепердс‑Буш». И одинокая бессонная ночь с безумными и явственными грезами. Десять дней спустя я увидел ее лицо в колеблющемся свете стеариновой свечи, вставленной в винную бутылку у нее на ночном столике. Мы впервые тогда ласкали друг друга, ее глаза были закрыты, жилка на лбу вздулась, а в лице сквозила то злость, то боль, покуда ее бедра яростно бились о мои.