Покажите мне бога, прославляющего разномыслие, благословляющего и неверующих, не угрожающего им.

Покажите мне бога, понимающего смысл мира. Достигнутого в жизни, а не в смерти.

Покажите…"

— Стоп, — проскрежетал Геслер.

Скрипач заморгал, опуская инструмент. — Что?..

— Нельзя оканчивать на такой гневной ноте. Прошу тебя…

"Гнев? Простите". Он мог бы сказать это вслух, но не хотел. Скрипач опустил глаза и уставился на грязный пол под ногами. Кто-то недавно раздавил таракана (может быть, он сам?) Поломанные, вдавленные в грязные доски ножки еще дергались. Скрипач не мог отвести взора.

"Милое создание, ты проклинаешь нас, равнодушных богов?"

— Ты прав, — сказал он. — Я не могу окончить так, — и поднял скрипку. — Вот иная песня для тебя, одного из немногих, кого я хорошо понимаю. Музыка Картула. "Танец паральта".

Он опустил смычок на струны и заиграл.

Дико, страстно, увлеченно. Последние такты — паучиха, пожирающая любовника своего. Это было понятно даже без слов.

Четверо засмеялись.

И снова повисла тишина.

Могло быть и хуже, думал спешащий по темной улице Бутыл. Агайла могла бы залезть ему за пазуху с другой стороны и вытащить не куклу, а живую крысу, и та покусала бы ее. Кажется, это любимое занятие Игатаны. Пошло бы дальнейшее общение по иному руслу? Он подозревал, что да.

Улицы в Мышатнике кривые и путаные, узкие, неосвещенные. Найти тут мертвое тело в темноте — дело довольно обычное. Но не пять мертвых тел сразу. Сердце тяжело застучало. Бутыл встал. Вокруг запах крови. Крови и желчи.

Пять тел в черных одеждах, под капюшонами. Их разрубили на куски. Похоже, только что.

Он услышал из ближайшего переулка крики, вопли ужаса. "Боги, да что там?" Подумал было выпустить Игатану, но не решился — глаза крысы еще ему понадобятся, это несомненно, и потеря зверька может повлечь катастрофу. "К тому же я почти достиг цели. Надеюсь".

Он осторожно обогнул тела, направившись в начало следующей улочки.

Кто бы не вызвал тот шум, он уже ушел. Бутыл заметил, как сзади, направляясь к пристаням, пробежало несколько человек. Он вошел на улицу и повернул в том же направлении.

Вскоре он подошел к таверне. Полукруглые ступеньки, ведущие вниз. По взмокшему телу побежали мурашки. "Здесь. Спасибо, Агайла".

Бутыл сбежал по ступеням, толкнул дверь и попал на постоялый двор "У Повешенного".

Мерзкое на вид логово было переполнено, но люди казались странно молчаливыми. Бледные лица поворачивались, глаза следили за молодым человеком, застывшим у порога.

"Проклятые ветераны. Ну, вы хотя бы здесь, а не пытаетесь резать наших моряков".

Бутыл прошел к бару. Почувствовал, как кукла шевелится в складках плаща: правая рука поднялась — он увидел человека, смотревшего в другую сторону.

Широкая спина, могучие плечи. Он поднимал кружку, опираясь о стойку левой рукой. Рукав поднялся, обнажая множество рубцов.

Бутыл шлепнул человека по плечу. Тот медленно обернулся.

Глаза, холодные, как погасшие горны.

— Не вас ли зовут Иноземцем?

Человек нахмурился: — Мало кто меня так зовет, и уж точно не ты.

— У меня послание, — продолжал Бутыл.

— От кого?

— Не могу сказать. Не здесь.

— И что в послании?

— Ваше долгое ожидание окончено.

Слабо блеснули глаза — как будто угли начали разгораться. — Неужели?

Бутыл кивнул. — Если вам нужно собрать вещи, я подожду здесь. Недолго. Нам надо идти, и быстро.

Иноземец повернул голову и позвал здоровяка, который только что откупорил фляжку: — Темп!

Этот мужчина казался старше его.