Как скоро выяснилось, виновным в обыске нашего представительства был новый начальник Службы Надзора за Порядком. Прибыл он недавно. Ещё не освоился в Отстойнике и принимал пока всё за чистую монету: и указы из столицы, и призывы действовать настойчиво и энергично.

Ничего, Отстойник ещё и не таких обкатывал, очень скоро он поймёт, что Хвост Коровы там, за перевалами, а жить надо здесь. И желательно, в некотором подобии равновесия со всеми.

А пока представительство Ракушки оскорбилось до глубины души. И всячески свою оскорблённость подчёркивало.

Надо было ответить так, чтобы в следующий раз Службу Надзора за Порядком, буде придет ей охота слишком буквально понимать указы из столицы, остановили на дальних подступах к Огрызку свои же. Иначе жизни не будет.

Рассвет вовсю развернул боевые действия на официальном фронте, Град — на неофициальном.

Лёд, похоже, перешёл к повстанческой войне, — сразу же после обыска он уехал на галитовые скважины и добыча соли, почему-то, резко упала.

А самый страшный удар нанёс Профессор.

Закончив развешивать остатки душистого перца, он упаковал их в красивые пакетики, перевязал трогательными бантиками, и преподнёс в качестве презента своим постоянным покупательницам, после чего взял огромный замок и закрыл «Лавочку Южных Товаров».

И это был беспощадный удар ниже пояса.

Отстойник парализовало.

Жить без корицы, кардамона, гвоздики и ванили жёны и местных, и имперских чиновников отказывались. Варить вкусные обеды, соответственно, тоже. А покупать пряности они желали только у любезного Профессора. Жизнь вышеуказанных чиновников стала невкусной и неласковой.

Общественное мнение вынесло гневный вердикт: «Вот так всегда, вместо того, чтобы настоящих разбойников ловить, честных беззащитных людей обижают».

Престиж Службы Надзора за Порядком был подорван и начальник вдруг начал сталкиваться с лавиной мелких трудностей в работе, резко затормозивших деятельность его ведомства.

Щелчок по носу получился звучный, и противостояние «Представительство Ракушки — Служба Надзора за Порядком» оформилось окончательно.

Началась локальная война.

Поскольку после демонстративного закрытия лавки у Профессора образовалось свободное время, он решил помочь мне по хозяйству.

На следующий день после обыска он взялся мыть посуду по истечении обеда.

Не подозревая ничего худого, я отправилась убирать ту каморку, где воспламенился счёт из прачечной, — надо было приводить её в нормальный вид после пожара.

По пути, со шваброй в руках, я мельком заглянула на кухню, — да так и застыла у приоткрытой двери.

Экономный Профессор только что изобрел новый способ мыть посуду, и по его сияющему лицу было видно, что он очень им гордится. В этот момент он как раз дошёл до мытья тарелок.

Из медного чайника, стоящего на плите, он налил кружку горячей воды. Подошёл с этой кружкой к стопе грязных тарелок и перелил воду в верхнюю тарелку. Взяв её за края, приподнял, аккуратно поболтал и слил воду в следующую. «Чистую» довольно поставил в сторонке.

Затем точно таким же образом помыл вторую тарелку, потом третью — и так всю стопку, затратив при этом воды никак не больше трех четвертей кружки.

После этого Профессор аккуратно вылил оставшуюся в кружке воду обратно в чайник, потянулся, с искренним недоумением сказал сам себе:

— Чего это женщины стонут, что вести хозяйство так сложно? — и с приятным чувством выполненного долга отправился подремать часок после обеда.

Я еле успела отскочить от двери и спрятаться под лестницей, ведущей из полуподвала (где была кухня) наверх.