Но прятаться было негде.

И этот ясный, прозрачный утренний воздух пронзил крик, столь громкий, что он легко проник сквозь стены телефонной будки. Чувства вернулись к Оливеру, кожу ожгло осознание происходящего, и он все увидел.

Прямо к ним ковыляла Кицунэ, зажимая окровавленной рукой рану на животе. За ней тянулся шлейф кровавых пятен. Следом шел Голубая Сойка с неподвижным эбеновым телом Гонг-Гонга в руках. Дракон казался вырезанной из черного дерева статуэткой.

Женщина с детской коляской показалась из-за угла и чуть не врезалась в Кицунэ — в тот самый момент, когда та выходила, шатаясь, из ворот парка Баттерси. Коляска чуть не сбила ее с ног. Плащ Кицунэ задел одеяльце, прикрывавшее ножки младенца. На одеяльце расплылось яркое пятно. Женщина тут же нагнулась к коляске, схватила одеяльце, отбросила в сторону и что-то сердито закричала вслед Кицунэ и Голубой Сойке.

Другие прохожие тоже начали обращать на них внимание. Двое электриков, чинивших уличный фонарь в двадцати ярдах впереди по тротуару, заторопились к вопящей женщине. Сейчас она укажет им на Кицунэ…

Джек Фрост стоял посреди лондонского квартала, как ледовая скульптура. Он был цел, но глаза его наполнились разочарованием и гневом, а рот ощерился, обнажая неровные ледяные зубы.

Этого не должно было случиться. Приграничным нельзя показываться тут в таком виде. Мир больше не верит в легенды. Чем бы все это ни кончилось, итог будет ужасен. Он не сможет добраться до профессора Кёнига, не говоря уже о том, что не сумеет ничего разузнать о судьбе Колетт. Если они попадут в полицию, Охотники за мифами не заставят себя ждать. И от него останется только кровавая куча на бетонном полу.

— Нет, — прошептал он, выходя из оцепенения.

Оливер с такой силой распахнул дверь будки, что задрожали стекла. Кицунэ была уже рядом. Ее лицо искажала боль, но Оливер повернулся к Фросту:

— Можешь закрыть ее раны?

Зимний человек нахмурился, но кивнул, звякнув волосами-сосульками. Небо начало темнеть, солнце затянули грозовые тучи. Это могло быть и выражением гнева Фроста, и проявлением мощи Черного Дракона Бурь.

— Она излечится сама, — сказал Фрост. — Всего через несколько минут.

— Ой! Что ты делаешь, мать твою? — заорал один из электриков.

— Айда, Кит, — потянул его в сторону другой. — Телевизионщики снимают какую-то хрень. Не лезь!

Оливер не обращал внимания ни на их комментарии, ни на перешептывающихся людей, которые заметили шествие Приграничных из парка и столпились вокруг, как любопытная стая птиц. Мамаша с коляской, не подобрав окровавленного одеяльца, решила было ретироваться… но передумала, остановилась и достала из сумочки мобильник.

— Будь оно проклято! — прорычал Оливер, качая головой, и ткнул пальцем в лицо Фросту. — У нас нет ни минуты. Кровь нужно остановить немедленно.

Гнев тут же сошел с лица зимнего человека. Он шагнул к Кицунэ и притянул в свои морозные объятия. От боли она застонала и зашипела сквозь зубы. Зимний человек просунул руку ей под плащ, и она позволила ему прикоснуться к ране. Лед проник сквозь ткань черной туники, и кровь тут же застыла. Кицунэ опять зашипела, но по ее лицу было видно, что боль отступила.

— Уже онемело, — выдавила Кицунэ. — Благодарю.

К ним подошел Голубая Сойка, неся Гонг-Гонга с таким видом, словно дракон был чем-то совершенно обыкновенным. Толпа кричала. У ворот парка собралось уже десять или двенадцать человек, еще несколько присоединилось к электрикам.