— Очень щедро преподобный, — гость был безмерно удивлен, если не сказать ошарашен. — Но как же наследники?

— Мэтр Гийом не оставил потомства, это во-первых. Во-вторых, собственность конфискована и распоряжаюсь таковой я.

— Но почему?

— Следовало бы догадаться. Я сжег Гийома Пертюи три недели назад, на святого Феодосия. Necromantia, maleficia et fides haeretica. Вы же ничем подобным заниматься не собираетесь?

— Н-нет.

— Рад, что не обманулся в вас, мэтр. Остановились в «Трех утках»? Я пришлю за вами, как только помещение подготовят. Добро пожаловать в Аррас, мэтр.

* * *

— Вляпался, — буркнул под нос Рауль Ознар, парижский и нарбоннский бакалавр, выбравшись на улицу из гулких коридоров доминиканской коллегиаты Девы Марии. — Трех дней не прошло, а уже на крючке у инквизиции! Хоть вешайся, честное слово…

Одно утешало: инквизиция в Аррасе была какая-то странная. Брат Михаил Овернский, глава Трибунала и официальный представитель Апостольского престола в здешней епархии, мало напоминал грозного служителя Sanctum Officium.

Любезный человек: пригласил собственноручной эпистолой, беседу вел в русле практическом, не докучая нравоучениями и громкими словесами о спасении души. Выражался прямо и даже резко, обозвав графа Артуа Филиппа Руврского «надутой пустышкой», начальствующего над диоцезом его высокопреподобие архидиакона «гусаком», а окрестных дворян «безнравственным сбродом». Причем, скорее всего не лукавил — Рауль по личному опыту знал, что в окраинных провинциях Французского королевства культурный уровень и моральный облик благородного сословия не просто оставляет желать лучшего, а вызывает невольное сострадание вкупе с легким отвращением.

Инквизитор очевидно страдал от недостатка общения, поэтому беседа затянулась до повечерия, когда начало смеркаться. Выспрашивал о столичных новостях, с мрачной настороженностью отнесся к известиям о распространявшейся по Провансу и Бургундии моровой язве — в Аррасе и ближайших городах случаев заражения пока не отмечали, но беспокойства от этого меньше не становилось.

Наконец, Михаил дал понять, что его осведомленность простирается достаточно глубоко и персона Рауля Ознара, прибывшего в город лишь позавчера и успевшего познакомиться только с хозяином постоялого двора «Три утки» и королевским легистом, к которому мэтр ходил представляться по назначению на должность адвоката судебного округа, уже заинтересовала Священный Трибунал в лице непосредственного начальника оного.

Михаил Овернский знает о Нарбонне, и это скверно. Откуда знает? Никакой мистики, если подумать. Сообщение о приезде Ознара должны были прислать из Парижа еще месяц назад, новости в глубинке разносятся быстро, наверняка кто-то из судейских сболтнул, а скучающий инквизитор отправил с гонцом запрос в архив столичного капитула: нет ли за молодым юристом какого следа?

«След», чего скрывать, был. Отсюда и приглашение на задушевный разговор — проверить умонастроения и благонадежность. Однако, другой на месте брата Михаила начал бы мягонько пугать, припомнил давние грешки и толсто намекнул: мы следим, мэтр. Знайте об этом.

Ничего подобно не случилось — доминиканец предпочел яркими мазками обрисовать Раулю положение дел в городе и окрестностях, рекомендовал полезные знакомства, при этом и словом не обмолвившись о добродетелях христианина, покаянии и благочестивой праведной жизни.