Курятник нетронут. Две лошади мертвы, внешних повреждений мы не углядели.
— Лошади и собаки, — задумчиво сказал брат Михаил. — Впервые в жизни с таким сталкиваюсь. Ролло, Жак, берите остальных и съездите в соседние деревни. Потрясите мужланов. Хоть один должен был что-нибудь заметить или услышать! Пообещайте вознаграждение за достоверные сведения, предупредив, что лжесвидетельство — смертный грех, который будет караться не только на том свете, но и на этом.
— Как прикажете, ваше преподобие…
В разных углах двора и в хлеву нашли еще три тела. Больше всех повезло скотнику, нападавшие лишь отмахнули клинком по шее так, что голова повисла на кожном лоскуте — скорее всего, ночевавший в теплом овине крестьянский парень выскочил на шум, рядом валялась прихваченная с собой рогатина. Брызги крови, струями вырвавшееся из толстых шейных жил, видны и на соломенной крыше сушильни для снопов.
Михаил Овернский работал сосредоточенно, с каменным лицом, не проявляя эмоций. Снимал размеры ран кронциркулем, капал из пипетки щелочью или ацидумом на подозрительные пятна, диктовал выводы писарю. Изредка звал Рауля, посовещаться.
— Вы другим взглядом смотрите, не отвлекайтесь, — сказал преподобный. — Не верю я, что здесь обошлось без чародейства…
— И правильно не верите. След ауры заметен, однако он теряется из-за… Того, что вы носите с собой.
Преподобный взглянул на Рауля недовольно. Вздохнул. Плеснул на руки уксусом, смыл грязь. Сунул пальцы за ворот рясы.
— Это?
Керикон, крылатый жезл Гермеса, обвитый двумя лентами. Амулет сделан из беспримесного золота, цвет насыщенно-желтый, с бронзовинкой, без оттенков. В центре — крупный неограненый изумруд. Источник незримой энергии, силу впитывающий и силу отдающий.
— Эту штуковину создал Аполлоний Тианский, — вполголоса сказал Михаил. — Да-да, тот самый пифагореец постигший тайну «Скрижали измарагда». Немудрено, что вы почувствовали источаемую талисманом мощь. Предлагаете снять защиту?.. Я умею это делать. Знаю Sermo Perfectus, Совершенное Слово…
— Папский инквизитор пользуется плодами герметических наук? — так же тихо ответил Рауль. — И волшебством язычников?
— Исключительно ad majorem Dei gloriam. Что ж, если вы просите… — преподобный провел над кериконом правой ладонью, что-то неслышно прошептал. — Довольны?
Мир для Рауля вспыхнул новыми красками — оказывается, апотропей Трисмегиста или полностью блокировал, или во много раз снижал силу любой магии. Вот почему рядом с Михаилом Овернским чародейские эманации становятся едва заметными, а то и вовсе исчезают! Инквизитор отлично защищен от колдовской атаки со стороны, большинство направленных на него заклятий потеряют силу, рассыплются, или не окажут надлежащего влияния!
Зато теперь многое стало куда понятнее — двор Вермеля расцветился сине-голубыми, шафрановыми и пепельно-серыми линиями. Появились нехорошие черные отметины, будто угольная крошка рассыпана, запах… Псиной, что ли несет?
Последующие действия мэтра доминиканцев если не озадачили, то вызвали живой интерес. Рауль едва не бегом кинулся к сторожке, затем сразу к овину, опустился на колени возле трупа скотника, погладил ладонью камни и рогатину, после чего выскочил за ворота замка, пробираясь через снежный завал к подошве холма.
— Сюда! Быстрее! Брат Михаил!
— Что? — выдохнул преподобный, спустившись. — Нашли что-нибудь?
— Еще как…
Мэтр указал на тело, лежащее у ног.
— Значит, все-таки магия?
— Назвать ликантропию «магией» в строгом понимании нельзя. |