Сразу после возвращения, потратив всего несколько дней на радостное пьянство и похмелье, прибежал Рогатый. Он бесцеремонно разбудил Охвена и вручил ему в кожаном мешке его долю от похода.

— А дудочка моя где? — равнодушно приняв богатство, спросил карел.

— Да пес его знает, может, затоптали тогда в суматохе, — ответил норманн. — Да с ней только на охоту ходить. Зверя пугать, или, наоборот, приманивать. Только, думаю, что у нас в лесу такие животные не водятся, чтоб могли также кричать. Так что, прости, брат — нету.

Еще раз Рогатый забрел вместе с Густавом.

— Завтра пойдем в Морской Дом. Говорят, кто-то собирается пойти разрисованных пиктов потрепать. Торн думает присоединиться, — сказал Густав.

— Что, его жена уже требует соболиной шубы? — спросил Охвен.

— А то! — обрадовался Рогатый. — Значит, время идти в моря.

— Ты давай тут выздоравливай, чтобы зимой полностью оклемался! — наказал кормщик. — Надумаешь — подтягивайся к весне в Морской Дом. Или домой подашься?

Охвен только вздохнул и махнул рукой:

— Кому я дома буду нужен? Разве что матери и отцу. К ремеслу меня не приставят, сидеть на шее у родителей — не самое веселое занятие.

— Ну, ты так не кручинься. Чему быть — того не миновать. Придешь в Удеваллу — сделаю из тебя настоящего кормщика. Пойдешь домой — тоже не пропадешь, — сказал Густав. — Точно, Рог?

— Обязательно пропадешь, — закивал головой Рогатый. Он как раз в это время засмотрелся на изящную восточную красавицу, которая ловко рубила дрова у дома. — Как теперь хромому убежать? Навалятся скопом и убьют.

— Кто убьет? — не понял Густав.

— Датчане или пикты. Может быть скотты или саксы, — он пожал плечами. — Да хоть кто!

Охвен засмеялся. Наверно, в первый раз после того памятного пещерного боя.

— Ладно, други! — сказал он. — Бывайте здоровы! И держите глаза на затылке!

На прощанье Рогатый все-таки не выдержал:

— Ох, и красивая у тебя работница! Скоро будет у тебя собольи шубы просить!

Охвен оглянулся на девушку, с которой прожил почти месяц под одной крышей. Действительно, красавица. А он за время своей болезни никого не видел, ничего не слышал. Жизнь текла мимо.

Вечером, прислушиваясь к треску поленьев в очаге, он спросил:

— Как тебя зовут?

Девушка долго оглядывалась, будто Охвен задал свой вопрос кому-то другому, ей не видимому, потом ответила глухим басом:

— Вержина.

Карел чуть со своего ложа не упал. Он закрыл рот только после того, как увидел в открытых дверях кузнеца.

— Вержина ее зовут. Эх ты, вместе живешь, а имени не знаешь.

Охвен только сглотнул, не зная, что и сказать.

— Торн так и не приходил? Завтра они уходят.

— Нет, Бьорн, не приходил. Да и зачем я ему? — Охвен нисколько не переживал по поводу прощания с вождем. — Идут, значит, пора.

— Ладно, не мое это дело, — он чуть махнул кистью руки.