— Я государь-муж, а ты жена моя! — сказал двенадцатилетний великий князь. — Иди сюда и рядом сядь. Теперь нам всю жизнь так быть.

Всю ночь в комнатах государя горели свечи — таков обычай. Гости улеглись, а банщики растапливали печи, чтобы с утра жених мог отправиться в баню.

Государю не спалось. В последний год сон Василия Васильевича стал беспокойным. Он мог подолгу лежать на ложе, прикрыв рукой пустые глубокие глазницы, и не забыться до самого утра.

   — Прохор! Прошка! Где ты там?!

Прошка был рядом с государем, встрепенулся ото сна и отозвался со своего места:

   — Я здесь, государь! Чего изволишь?

Государь вытянул руку, и пальцы его коснулись жёсткой бороды боярина.

   — Прохор Иванович, ты был со мной с самого начала. Ты помнишь, как я ездил со своим дядей Юрием Дмитриевичем в Золотую Орду на суд к Улу-Мухаммеду?

   — Да, государь.

   — Тогда князь Юрий признал меня своим младшим братом. Помнишь ли ты, как я потом лишился княжения и Юрий занял московский стол?

   — Как же такое забудешь, батюшка?! Но, слава Богу, он же и одумался, вернул тебе стол, когда его сыновья убили его любимого боярина за то, что тот надоумил тебе удел передать.

   — Всю жизнь я воюю, сначала с дядей, потом с братьями своими двоюродными — Васькой Косым и Дмитрием Шемякой... Последний меня глаз лишил. Только с Дмитрием Красным мы были дружны. А другой мой брат, Иван Можайский? Без конца от меня к Шемяке бегал. Уделов ему не хватало. А невдомёк, супостату, что от своего отрывал!

   — Знаю, знаю, государь, про всё ведаю.

   — Вот что я тебе скажу: не хочу, чтобы сын мой в междоусобицах жизнь проводил. От Дмитрия всего можно ожидать, если бы не иерархи, так и сыновей моих сгубил бы! Только что бы он ни делал, я всё равно московским князем остаюсь. Не может быть двух Божьих избранников, тесно им станет. Однако не хочет Дмитрий этого понимать, вот поэтому новую смуту затеял. К королю Казимиру за помощью обращается. В грамотах пишет: ежели он поможет вернуть ему московское княжение, тогда из собственных рук передаст Рязань и Великий Новгород! Вот такие дела! Мало ему ссоры со своим старшим братом, так он ещё и Ванюшу в войну втянуть собирается. Что же это за брат, от которого только одно лихо и ведаешь! Вот я и спрашиваю тебя, Прохор Иванович, нужен ли мне такой брат?

Прохор узнавал в князе прежнего господина. Теперь это был не тот сломленный бедой человек, каким он застал его сразу после ослепления, унизительно выпрашивающий у Дмитрия жизнь; и не тот монах в смиренном одеянии, каким увидел его в Угличе. Перед ним был дерзкий, властолюбивый князь, который однажды поднял на рогатину медведя, чтобы ещё раз убедиться в своей исключительности.

Много всего выпало на долю Василия: раннее княжение, которое он принял в свои руки сразу после смерти отца; унизительные просьбы; позорное пленение; страх быть изгнанным из собственной отчины; потеря зрения, участь узника.

Но так ли уж князь слаб, как это могло показаться когда-то?

Слепцом Василий собирал в Вологду бояр со всей Руси в надежде, что когда-нибудь удельный северный город поднимется до стольного. Вологодский князь Василий терпеливо дожидался пожалования Дмитрия и его прощения. Он не хотел сдаваться, даже будучи слепцом, и ходил против недругов в походы. Василий никогда не был раздавленным. Он, подобно помятой траве, распрямлялся всякий раз.

И сейчас Василий задумал нечто необычное.

   — Я хочу сыну сделать свадебный подарок, — продолжал Василий Васильевич. — Я желаю, чтобы его княжение протекало безмятежно.