Коротко поздоровавшись, Раздольнов занял место во главе стола заседаний и пробежался внимательным взглядом по лицам партнеров. Они были сосредоточены, а в глазах плескалась тревога. В таком составе и в столь ранний час они давно не собирались. Первым не выдержал Астоян и поинтересовался:

— Николай Павлович, у нас неприятности?

— Неприятности, это мягко сказано, Ашот! Пропала фура с титаном! — заявил Раздольнов.

Сообщение вызвало взрыв эмоций. Больше всего досталось конкурентам могущественной криминальной группировке «синяков» — тех, кто прошел через тюрьмы, зоны и ходивших под отцом и сыном Харламовыми. В последнее время они все чаще нарушали договоренности, достигнутые на сходке в Свято-Троицком соборе, и срывали сделки «Урал-Грейта» по титану и редкоземельным материалам.

— Хорош митинговать! Лучше мозгами раскиньте! — положил конец галдежу Раздольнов.

— Николай Павлович, а никто и не митингует, и так все ясно, мутят Харламовы! — заявил Сова и напомнил: — Ты что, забыл, как мы в прошлом месяце в Эстонии кувыркались с партией титана? Так это же была чистая подстава синяков!

— Не, Влад, они такое одни не потянут, у них кишка тонка. Скорее москвичи, чувствуется рука Мецената, — возразил Жучин.

— А я так думаю, Харламовы спелись с Меценатом и действуют заодно, — предположил Астоян.

— Какая на хрен разница, Ашот?! Ясно одно, они отжимают нас от титана! — заключил Жучин.

— Миша прав, — присоединился к нему Иванов. — Помните, Багин рассказывал, как Меценат к нему подбивал клинья, чтобы через него гнать титан и редкоземы в Венгрию и Эстонию.

— Сволочь, спит и видит себя хозяином Урала! Москвы ему мало! Давно пора кончить гада, а мы все сопли жуем! — требовал решительных действий Сова.

— Влад, он не спит, а уже запустил лапу на Урал. Малышевский рудник компания Мецената под себя подмяла. Так скоро и до нас доберется, — поддакнул ему Иванов.

— Уже добрались! Фура с титаном — сто процентов их работа! Николай Павлович, пора загонять гадов в стойло! — настаивал Сова.

— Влад, не гони лошадей! Сначала надо забить стрелку, а там видно будет, — пытался остудить его Жучин.

Раздольнов не вмешивался в спор, но не мог усидеть на месте и метался по кабинету. Его подтянутая, спортивная фигура то раздваивалась, то немыслимо изгибалась у огромной напольной вазы из уральского горного хрусталя. В такт тяжелым шагам тревожным гулом отзывались доспехи средневекового рыцаря, застывшего в бессменном карауле за спинкой кресла. Раздольнов вынужден был признать, что снова оказался перед беспощадным выбором.

Два года назад, после ожесточенной стрельбы и горы трупов, после долгих и трудных переговоров главарей криминальных кланов, удалось положить конец безжалостной войне. На сходке в Свято-Троицком соборе, перед лицом самого Бога, казалось, что заключенный мир будет вечным, но он долго не продержался. И сейчас было уже не важно, кто начал войну, Харламовы или Меценат с его московской командой. После того, как пролилась кровь, и пропал ценный груз, вернуть все на круги своя представлялось немыслимым делом. И все-таки Раздольнов надеялся договориться с противниками-конкурентами и предложил:

— Надо выходить на разговор с Харламовыми и Меценатом. Воевать нам сейчас не с руки, силенок маловато.

— Все так, Николай Павлович, худой мир лучше любой, даже маленькой победоносной войны, — поддержал его Астоян.

— Да, проблему лучше решать за столом, чем на каталке в морге, — присоединился к нему Иванов.

Жучин промолчал.