– Утоплю, но не выговорю…

Офицер неторопливо раскурил папиросу. Дыхание ветра донесло пахучий дымок ароматного табака. Люди ждали. Достав блокнот, офицер что-то записывал, изредка поглядывая на шхуну. На горизонт. На матросов. Внимательно всматривался в лицо женщины.

– Порт?

– Мурманск.

– Куда шли?

– На Новую Землю.

– Цель?

– Бой моржей и тюленей.

– Водоизмещение?

– Тысяча двести пятьдесят тонн.

– Груз?

– Ворвань.

– Капитан?

– Я – капитан. – Аркаша Малявко поднялся с банки и, стянув с головы шапку, остался стоять неподвижно. – Я капитан, герр офицер. Это мой первый рейс и… такой неудачный.

Шлюпку сильно подбросило волной. Через планширь перехлестнуло косматым ледяным гребнем. Штурман упал. Немец рассмеялся, пряча блокнот в карман.

– Вы хотите сказать – первый и последний!

Платье на Ирине Павловне промокло, прилипло к телу. Зубы стучали от холода. Глаза офицера остановились на ней, и она встретила этот взгляд, сдерживая свою ненависть.

Чей-то голос прошептал ей в самое ухо:

– Держитесь, ждать осталось недолго…

«Ждать – чего?.. Смерти?..»

– А кто эта женщина? – спросил офицер, откидывая с головы меховой капюшон.

– Буфетчица! Буфетчица! – раздаются отовсюду голоса, а в ухо продолжают шептать: – Молчите, молчите, так надо…

Снова находит тяжелый вал. На этот раз брызги долетают и до мостика субмарины. Офицер отряхивается, предусмотрительно натягивает капюшон снова.

– Компас есть? – спрашивает он.

– Есть! – Аркаша Малявко поднимает в руке деревянный нактоуз.

Командир подлодки склоняется к люку, откуда тяжко парит перепрелой, отравленной атмосферой, и долго переговаривается о чем-то со своим штурманом. Немецкие матросы, стоявшие у орудий, замерзли и теперь толкают друг друга, чтобы согреться.

– Эй, русс, – спрашивает один из них, пока голова командира находится в люке, – водка есть?..

Наконец офицер выпрямляется и вытягивает руку в сторону воображаемого берега:

– Ваш курс, если хотите остаться живы, должен быть норд-норд-ост.

Ирина Павловна слышит, как Малявко, взглянув на компас, сдавленным шепотом произносит:

– Вот гад, нарочно в открытый океан, на верную гибель посылает…

Шлюпка отходит от подлодки. И, по мере того как увеличивается расстояние, отделяющее ее от борта гитлеровской субмарины, матросы преображаются.

– Все! Дело, можно сказать, сделано, – заявляет Кубиков.

Аркаша Малявко говорит:

– Ирина Павловна, ради бога, не судите нас раньше времени. Мы должны вести себя именно так. В этом половина нашей победы. И мы это сделали. Теперь слово за нашим командиром!..

Субмарина, развернув орудие для залпа, приближается к шхуне, лежащей в дрейфе с зарифленными парусами; на шхуне не заметно никакого движения – кажется, все живое на палубе вымерло; а ведь Ирина знает, что на ней оставались люди. «Что с Прохором?..»

Аркаша Малявко скидывает мокрый реглан, под которым сухой китель. Он снимает и китель, накрывая им зябнущие плечи Ирины.

– Ирина Павловна, вам лучше не смотреть.

Но она не может не смотреть. И она – смотрит.

Первый залп заставляет ее вздрогнуть. С мачты сбивается фор-марса-рей и повисает на высоте трехэтажного дома, запутавшись в густой оснастке.