Прощаясь с мужем, Ирина спросила:
– Так ты идешь в Горло?
– Бить моржей и тюленей, запомни это, – ответил он и двумя взмахами весел снял шлюпку с мели.
Зыбкая чарусная почва пружинила под ногой, гать тонула, сапоги заливало пахучей зеленой хлябью. Над людьми и животными густым кисейным облаком висели комары. Защищаясь от гнуса, солдаты курили махорку с примесью ольхового листа.
Шагавший рядом сержант сказал Аглае:
– На этом направлении, товарищ военфельдшер, в прошлую войну погиб писатель Диковский. У самого озера Суоми-Салми.
И, подбросив на спине солдатскую поклажу, добавил:
– Хороший был писатель! И человек тоже.
– А где же фронт? – спросила Аглая. – Идем, идем…
Левашев, поправляя на хребте оленя плоский ящик с минами, ответил:
– Как где?.. Здесь везде фронт.
Аглая недоверчиво посмотрела на шагавшего рядом ефрейтора – молчаливого, пожилого, но легкого на ногу человека.
– Это правда? – спросила она. – Или товарищ шутит?
Лейноннен-Матти, кивнув в ответ головой, объяснил:
– Вон там блестит – видите? – озеро Хархаярви, раньше мы стояли возле него, а сейчас, когда освободили Выборг, мы тоже продвинулись вперед. Финны занимают деревню Тиронваара, но мы выбьем их из нее. Слышите?
Аглая прислушалась. Где-то очень далеко потрескивали выстрелы «кукушек». Вторя им, в цепких зарослях трясинного кочкарника покрикивали кулики.
– Здесь их много, – сказал Левашев.
– Кого? – спросила Аглая. – Куликов или… Ой, что это? – вдруг вскрикнула она, невольно закрывая глаза руками.
– А вы не смотрите, – посоветовал Лейноннен-Матти, сдергивая с плеча винтовку.
Но, пересилив себя, Аглая снова посмотрела в ту сторону, где с дерева свешивался вниз головой труп женщины, в сером лыжном костюме с погонами на плечах. Длинные рыжие волосы ее разметались на ветру, лицо было страшным, веревочная петля сползла на узкие бедра.
– Боже мой, женщина, – тихо простонала Аглая.
– «Лотта Свярд», – коротко пояснил Левашев. – Задурили бабам головы, вот они и «закуковали», дурехи…
Грянул выстрел. Лейноннен-Матти с первой же пули перебил веревку, и мертвая женщина сорвалась с дерева, тяжко плюхнулась в болотную зелень. Долго кричало встревоженное воронье.
– Вам, я вижу, жалко ее? – сурово спросил ефрейтор, снова закидывая винтовку на плечо.
– Нет! – ответила Аглая. – Ведь она, может, наших столько убила…
– А вот мне жалко, – печально вздохнул Левашев. – Ну, что вот она лежит сейчас в болоте, и никто о ней не помнит. А ведь не будь этой проклятой войны, была бы матерью, на огороде бы копалась, счастлива была бы, может…. Эх, да что там говорить! – и он сокрушенно махнул рукой.
Впереди растянувшегося обоза заржала лошадь. Издалека донеслось ответное ржанье. Люди подтянулись, смолкли разговоры.
Левашев сказал:
– Сейчас будет дорога на Тиронваара…
Болота кончились. Почуяв твердую почву, обоз двинулся быстрее. Втянулись на взгорье, заросшее спутанным ельником, и увидели телегу, на которой лежали двое раненых. Пожилой карел с лицом, точно кора старого дерева, расправляя вожжи, говорил:
– Ушли лихтари из Тиронваара, сидели-сидели и вдруг сами ушли. Можете идти спокойно…
– Ну вот, елки зеленые, – рассмеялся Левашев, – ты, Матти, слышал? – сами ушли. |