Изменить размер шрифта - +
А я считаю, что он это сделал.

Какие еще остаются факты? Отпечатки пальцев обвиняемого на стреле. Они, несомненно, указывают, что его рука держала стрелу, если только, как предположил мой ученый друг, отпечатки не были нанесены на стрелу другими, пока обвиняемый был без сознания.

А каковы доказательства этого предполагаемого обморока и предполагаемого приема наркотика, на которых должны основываться все выводы относительно отпечатков пальцев? Если вы отказываетесь верить, что подсудимому дали наркотик, то отпечатки становятся решающей уликой. В чемодане, обнаруженном в камере хранения вокзала Пэддингтон, находились графин, похожий на первый, но с виски, содержащим наркотик, и сифон, откуда исчезло некоторое количество воды. Несомненно, подобных графинов достаточно в Лондоне, но я хотел бы видеть доказательство, что обвиняемый пил виски с наркотиком или вообще какое-либо виски. Напротив, вы слышали мнение участкового полицейского врача, что подсудимый не принимал наркотик. К сожалению, свидетель, который должен был заявить то же самое, – доктор Спенсер Хьюм – исчез необъяснимым образом, но мы не можем считать эти два обстоятельства связанными, не выслушав доктора Хьюма. Вот что я подразумеваю под фактом.

Вы слышали инсинуации, сделанные по адресу доктора Стокинга. Несмотря на это, я не думаю, что мнение человека с таким долгим опытом работы в больнице Сент-Прейд, как доктор Стокинг, можно игнорировать.

А другие факты? Вы слышали показания свидетеля Дайера о замечании, сделанном обвиняемым покойному: «Я пришел сюда не убивать кого-либо, если только это не станет крайне необходимым», которое ныне фигурирует с добавлением обвиняемого: «Я пришел сюда не красть ложки», подчеркнутым моим ученым другом. Обратите внимание, что мой ученый друг благожелательно принял все прочие заявления Дайера, так как от них зависели многие его доказательства, но не принимает это. Какой мы должны сделать вывод? Что Дайер – свидетель, который говорит правду в час дня и лжет в пять минут второго?

Чтобы сделать окончательно ясным то, как я прошу вас отнестись к этому делу, давайте рассмотрим все показания с самого начала…

…Перейдем к предположению относительно арбалета и трех фрагментов пера – обвинение не ожидало этого контрудара. То, что обвинение не получило предупреждений, вполне законно и этично – защита вправе придерживать информацию, хотя обвинение обычно уведомляет ее, каким линиям собирается следовать. Что касается арбалета и пера, то в мои намерения не входит это комментировать. Мой долг – изложить вам доказательства Короны. Каким образом кусочек пера – если это действительно кусочек пера из лежащей перед вами стрелы – попал в отверстие для стержня дверной ручки, я не знаю. Каким образом другой фрагмент пера оказался в зубцах арбалета, мне тоже неизвестно. Я только соглашаюсь, что они находились там. Если вы считаете, что эти и другие факты говорят в пользу обвиняемого, вы обязаны позволить им повлиять на ваш вердикт. Вы не можете осудить этого человека, если не уверены, что изложенное нами дело без всяких сомнений указывает на его виновность. Конечно, последнее слово остается за милордом, но я не сомневаюсь, что он скажет вам…

 

16.55–17.20

ИЗ РЕЗЮМЕ СУДЬИ РЭНКИНА

– …Как известно членам жюри, дело основано на косвенных доказательствах. Проверкой ценности подобных доказательств может служить то, исключают ли они все другие теории или возможности. Если вы не в состоянии сказать это об уликах против обвиняемого, значит, не можете признать его виновным. Закон в этом отношении не допускает никаких двусмысленностей. Человек не может быть осужден за любое преступление, особенно за убийство, если доказательства против него допускают какие-либо сомнения или иные толкования. Если вы допускаете другие возможности, значит, не можете сделать вывод о справедливости обвинения.

Быстрый переход