|
Искренне ваш. Он помахал мне пальцем. – Вы подготовите краткое изложение бесед и всю необходимую информацию. Из содержания меморандума вам будет ясно, что в нее следует включить, а что можно и опустить. Первую страницу меморандума начнем на моем персональном бланке, в обычной форме. Понятно? – Угу. Он откинулся на спинку кресла и сделал вдох. – Меморандум. Поскольку трое из действующих лиц, включая покойного, носят фамилию Файф, я буду называть их по именам. На версию Пола с морфием, думаю, можно внимания не обращать. Полагать, что кто то из присутствующих принес какой то яд, да еще в таблетках, так похожих на таблетки морфия, что сиделка не заподозрила подмену, – это уж чересчур экстравагантно. Подобные таблетки могли быть у одного человека – Таттла, фармацевта – он мог их или достать, или изготовить сам, но для этого нужно было знать заранее, что возникнет возможность незаметно их подложить, а такое предположение тоже чересчур экстравагантно. – Ерунда, – заявил доктор Буль. – Любое ядовитое вещество из «Фармакопеи» оставило бы след, и я бы его заметил. – Сомневаюсь, доктор. Это преувеличение, и я бы не советовал вам повторять свои слова в суде. Я просил не перебивать меня. Арчи? Это означало, что нужно напомнить три последних слова, и я его уважил: – Тоже чересчур экстравагантно. – Да. Итак, после стандартного опроса, проведенного мистером Гудвином, я отказался от этой версии: жонглирование морфием – не более, чем химера, рожденная воспаленным от злости и зависти воображением Пола. В результате я готов был уже отказаться и от самого дела, если бы не одна загвоздка – грелки. Абзац. – Я вынужден был заключить, и, учитывая все обстоятельства, вы наверняка пришли бы к тому же выводу, что грелки Пол нашел в кровати пустыми. Это меня озадачило. Где то ночью после ухода сиделки кто то взял грелки с кровати, вылил и положил их на место. С какой целью? Просто так отмахнуться от этой истории было нельзя. И я ею занялся. Мистера Гудвина с опросом по поводу морфия я отправил в Маунт Киско только для протокола. В разъяснении нуждалась история с пустыми грелками. Я рассматривал ее со всех точек зрения, учитывая информацию, полученную от каждого из участников событий, и решение пришло с двух сторон одновременно. Во первых, это возможный ответ на вопрос: какой цели пустые грелки в кровати могли служить лучше, чем полные? Во вторых, – тот факт, что отец Файфов тоже умер от воспаления легких, когда зимой кто то открыл окно и выстудил его спальню. Окно смерти. И вопрос, и этот факт навели меня на мысль. Абзац. – Я позвонил по трем, нет, по четырем адресам. Я позвонил управляющему магазином «Шрамм» на Мэдисон Авеню и спросил, как он упакует две кварты мороженого в жаркий летний день, если клиенту нужно ехать в машине на большое расстояние. Он сказал, что мороженое укладывается в картонную коробочку, которую в свою очередь помещают в другую картонку, на слой сухого льда, а потом обкладывают мелкими кусочками сухого льда сверху и с боков. Он сказал, что это – стандартная процедура. Я позвонил доктору Вольмеру, который живет на нашей улице, и потом, по его совету, – сотруднику одной фирмы, выпускающей сухой лед. От него я узнал, что: а) несколько фунтов кускового сухого льда, если их положить под простыню больному пневмонией, поближе к груди, могут, без сомнения, ощутимо, и даже с риском для жизни, понизить температуру его тела; б) точно определить, насколько велик этот риск, можно, лишь проведя эксперимент, но не исключен и смертельный исход; в) если сухой лед положить на голое тело или даже на прокладку из ткани, он вызовет сильные ожоги, и на коже останутся заметные следы; г) идеальной прокладкой между льдом и телом, если мы хотим избежать ожогов, может быть пустая резиновая грелка. |
