– За дружество мы всегда готовы, – произнес урядник, расправив усы. – Точно, Кирьяк?

– Гхт-ввы, – подтвердил бобыль. – Всехта!

Выпили, закусили огурцом.

– Кныш, старый леший! – позвал Хайло. – Еще браги тащи! И орехов грецких попугаю! Видишь, птица некормленая сидит, как хазарин в порубе!

– Оррехи! – выкрикнул попугай и с энтузиазмом добавил: – Хазаррам смеррть, смеррть!

Суздальский купец из новых русских, угощавшийся у стойки, сморщил нос и пробурчал:

– Эта мерзость клювастая когда-нибудь заткнется?

Война с хазарами в степях Азова отгремела десять лет назад и стоила Киеву многих погибших и многих мешков с серебряными кунами. Позорная дань для обширной державы, и не только по причине поражения. Налоги росли, народ выказывал недовольство, а кое-где бунтовал, вешал сборщиков и жег боярские усадьбы, по дорогам и рекам гуляла лихая вольница, но такую беду можно было пережить – мало ли случалось бунтов на Руси! Однако каган хазарский еще пожелал, чтобы купцам, торговавшим с Хазарией, помех не чинили и мзды и пошлин с них не брали. Хазария предлагала кожи, скот, рыбу, коней и топливо из земляного масла – в обмен на зерно и лес, железо, серебро, пушнину и льняные ткани. Торговля была выгодной, купцы богатели, откупали лесные угодья да уральские прииски, возводили хоромы в Киеве, Твери и Суздале, а чад своих посылали в науку к латынянам. Злобились на них все: и боярство, и княжьи посадники с чиновниками, и простой народ. По злобе и прозвали новыми русскими, будто поставив на них грязную метку. Напоминала она о том, что истинно русскому человеку с хазарином не по пути.

Хайло повернулся и, уперев руки в бока, смерил суздальца грозным взглядом.

– Птичка моя тебе не нравится? Не те речи ведет? Так не слушай! Пшел вон, хазарский прихвостень! – И добавил пару слов на египетском.

Спорить с Хайлом купец не решился и в сопровождении компаньона живо покинул кабак. И то сказать, с княжим десятником не поспоришь! Тем более что плечи у десятника саженные, а кулаки что гири.

– Ты ему что сказал? – поинтересовался Филимон. – На этом, на ехипетском?

– Плюю на мумию твоего отца, – перевел Хайло.

– Отца! Надо же! А у нас все больше по матери посылают, – произнес урядник и замурлыкал: – Расея, моя Расея, от Волги до Енисея…

Кныш принес выпивку и блюдце с чищеными орехами, шваркнул на стол и пробурчал:

– Ты, Хайло Одихмантич, всех клиентов мне разгонишь!

– Инхапи, – поправил десятник, – нынче я Инхапи. А с клиентами сегодня перебьешься, старый пень. Не часто я у тебя гуляю.

Выпили, закусили ветчиной и салом. Попугай прыгнул на стол и с довольным урчанием принялся клевать орехи. Филимон, знавший, как потрафить приятелю, сказал:

– А правда ли, что в Ехипте одна река, а окрест нее пустыня? И в пустыне той водится зверь скорпион?

Хайлу только того и нужно было. Роняя иногда слезинки, стал он вспоминать былое, каменоломню в жарких краях, побег из этого узилища, переправу через Нил, схватки с ассирами и оборону Мемфиса. Танки шли на город четырьмя колоннами, с севера и востока, а на восточной окраине и укрепились бойцы Хенеб-ка. Сидели в наскоро отрытых окопах и траншеях вместе с городскими ополченцами да метали гранаты, а то, обвязавшись ими, ложились под гусеницы, чтоб не пропустить ассиров к батарее. Батарея была последней надеждой, там командовал Рени, юный знаменосец, бил по танкам из шести стволов прямой наводкой.